Несмотря на то, что Мэдлин была «маленькой мамой», Лорен всегда оказывалась рядом, готовая ей помочь. Будучи средним, в семье ребенком, она присматривала за младшими сестрами, помогала по дому, когда слишком молодой умерла их мать. Не по годам повзрослевшая, Лорен умела вызвать улыбку на лице отца – такова была ее жизнерадостная натура.
Уход за свекром столкнул ее с красивым распутным лордом, который мог бы внести разнообразие и оживление в ее тихое, даже тоскливое существование. И надо признаться, она чувствовала в глубине души некоторое волнение и понимала, что мысли об этом совсем не были ей неприятны.
Она сразу же сочла себя виноватой и поспешила отогнать эти мысли. Сначала следовало подумать о сквайре. Она подошла и увидела, что он засыпает. Лорен накрыла его одеялом, и он, закрыв глаза, что-то бормоча и ворочаясь с боку на бок, уснул беспокойным сном. Она перешла в соседнюю комнату и, погрузившись в раздумье, заходила по комнате из угла в угол.
Несмотря на позднее время, она неожиданно ощутила прилив бодрости, подошла к окну, раскрыла его и, выглянув наружу, прислушалась. На улице все еще было полно элегантных экипажей, возвращавшихся после вечерних развлечений.
Лорен подумала о богатых, вероятно, титулованных хозяевах, сидевших в этих каретах, об их красивой одежде и жизни в роскоши и почете. Должно быть, такую же жизнь вел и граф Саттон. Зачем ему нужно маленькое имение сквайра? Ей хотелось убедить графа отказаться от него. Если она расскажет, в каком отчаянии сквайр и почему… Нет, было бы несправедливо оскорблять в свекре чувство собственного достоинства. Кроме того, если он узнает, то никогда не простит ее.
Лорен вздохнула и потерла виски от внезапного приступа головной боли. Что можно предложить взамен имения сквайра? Она взглянула на свои пустые руки. У нее не было ничего ценного, что она могла бы предложить. Не было драгоценностей, кроме нескольких безделушек, подаренных Робертом и имевших лишь ценность сентиментальных воспоминаний. Не было настоящего приданого. Ее семья была небогата.
В ее голове один за другим возникали невыполнимые планы. А ответ был очевиден.
Она имела только самое себя…
Лорен закрыла глаза. Что, если… Нет, об этом нельзя было и помыслить.
Но так ли?
Она вскочила и подбежала к маленькому зеркалу, висевшему на стене. Она напрягла зрение, чтобы разглядеть свое отражение в зеркале, слабо освещенном лучами восходящего солнца, с трудом пробивающимися сквозь угольную пыль, поднимавшуюся из бесчисленных труб Лондона.
В юности Лорен называли хорошенькой все местные молодые люди. Сейчас она внимательно разглядывала свое бледное лицо – большие зеленые глаза, тонкие черты, длинные волосы золотисто-рыжего оттенка, собранные на затылке. Она уже не та юная девушка, какой была раньше. Достаточно ли этого для графа, известного своей разборчивостью в выборе женщин? Если она пойдет к нему и предложит свои услуги в качестве… куртизанки, наймет ли он ее?
У нее упало сердце. Ей нечего было надеть! Разве можно выглядеть соблазнительной в выцветших черных траурных платьях?
Но она может попросить одежду как одно из условий найма, успокоила себя Лорен. Это было бы быстрое решение проблемы.
Поступали ли так куртизанки? Она пожалела, что мало знает о таких женщинах. Но как этого можно было ожидать от нее? Леди не полагалось знать об этой стороне жизни. Лорен прикусила губу. Граф не должен узнать о ее происхождении, иначе он мог отказаться содержать ее, даже пресловутого графа Саттона это могло бы смутить.
Ей оставалось лишь надеяться на лучшее. Она сжала руки в кулаки, думая о том, хватит ли у нее смелости совершить такой дерзкий, крайне непристойный поступок.
Если кто-нибудь узнает об этом, она будет опозорена на всю жизнь. Но она не надеялась, что у нее когда-либо будет шанс снова выйти замуж. У нее не было денег, чтобы заинтересовать будущего мужа, и она считала, что собственность ее первого мужа, даже если она вернет ее, перейдет к его родственникам по мужской линии. Было бы по-другому, если бы она родила ему детей, но…
А что скажут ее сестры?
Очевидно, им не следует об этом знать.
Даже если граф согласится принять ее условия, она, без сомнения, скоро надоест ему. Она имела смутное представление о том, как поступают такие мужчины, и разве сплетни служанок не подтвердили это? Потом она сможет вернуться к прежней жизни. Куртизанок не принимают, в обществе благородных дам. Это Лорен хорошо знала.
Она возьмет себе другое имя, и будет избегать всех, кто знал ее, а в Лондоне ее никто не знал, потому что она нигде не появлялась, не имея для этого ни денег, ни приличного платья.
И она не была невинной молодой девушкой, девственной и наивной. Она уже была замужем, а сейчас вдова, и у нее был опыт супружеской постели. Она не испугается, уверяла себя Лорен, и могла бы, как она надеялась, поддерживать его интерес к ней несколько недель или, по меньшей мере, оправдать свою сделку.
Несколько часов она ходила по комнате, стараясь найти возможные ошибки и слабые места в своем замысле. Не было ли другого, лучшего способа спасти родной дом сквайра? Она не находила ни одного.
Наконец она снова посмотрела в зеркало и заметила выражение решимости на своем лице, поправила распустившиеся локоны и надела простенькую шляпку, отделанную черной лентой.
Если уж она решилась на такой поступок, сказала себе Лорен, то должна действовать сейчас, пока не утратила решимости. Она зашла в комнату сквайра, который все еще спал, тяжело дыша после сильного опьянения.
У двери она на мгновение заколебалась. Неужели она и в самом деле собирается осуществить эту бредовую идею? Это же безумие.
Но охватившее ее возбуждение рисовало перед ней картину общения с красавцем лордом, поцелуи и ласки опытного любовника – конечно же, она заслужила несколько недель неправедного поведения после того, как большую часть своей жизни провела, послушно следуя правилам приличия.
После смерти Роберта она тосковала о нем, и их постель казалась такой пустой и одинокой. Она так болезненно ощущала, как ее тело тоскует по мужской ласке…
Не может ли она, хотя бы на короткое время, вести себя как распущенная женщина? Без сомнения, мужчина, имевший так много женщин, должен знать, как доставить удовольствие леди… или просто женщине!
И насколько было бы лучше, если бы она смогла вернуть земли сквайра. Она не может вернуть Роберта, но могла бы вернуть родной дом его отцу.
Глубоко вздохнув, она поднялась и стала спускаться по лестнице.
Внизу она почти натолкнулась на дочь хозяина гостиницы, тихую, застенчивую молодую женщину, которая была на год или два старше Лорен. С тех пор как они со сквайром поселились в гостинице, Лорен несколько раз разговаривала с ней.
– С вами все в порядке, миссис Харрис? – спросила мисс Мэллард, дочь хозяина гостиницы.
– Да, я просто… я не смотрела, куда иду, простите меня. – Лорен задержалась на минуту и улыбнулась ей. – Может быть, я некоторое время пробуду в городе, если я… получу работу в… э-э… благородном семействе. Не могли бы вы приглядеть вместо меня за сквайром? Иногда, когда он впадает в уныние, он забывает об обеде.
– О, бедняга, я знаю, оплакивает своего сына. – Мисс Мэллард покачала головой. – И будет еще тяжелее, когда вас не будет. Я прослежу, чтобы он не забывал о еде, и постараюсь быть ненавязчивой. Не беспокойтесь.
– Спасибо вам, – сказала Лорен. И чувствуя, что сделала все, что, могла, открыла входную дверь и вышла во двор.
Саттон разбирал стопку писем, в основном делового характера, к сожалению, требовавших его личного внимания, когда в дверях появился дворецкий и осторожно кашлянул.
Этим он подал хозяину знак, что требуется его внимание, причем особое внимание, иначе он не потревожил бы милорда, и граф неохотно поднял голову.
– К вам пришла молодая леди, милорд. Она говорит, что у нее неотложное дело.
– В такое время? – скептическим тоном заметил Саттон. Он знал, что большая часть молодых леди Лондона в девять утра еще спят или в лучшем случае катаются в Гайд-парке, чтобы показаться другим светским леди или вызвать восхищение молодых денди.
Он сам вставал поздно после ночей, проведенных за игрой в карты в каком-нибудь игорном клубе в пользующейся дурной славой части города, но он никогда не позволял себе долго спать, если его ожидали дела, и, кроме того, он надеялся покинуть Лондон к завтрашнему дню.
Его сводный брат Картер находился в имении в Линкольншире и, предоставленный самому себе, мог угодить в беду.
– Ты принес ей мои извинения? – Обычно дворецкий умело избавлял его от милосердных душ, собиравших деньги «на добрые дела», или от глупых маменек, пытавшихся выдать замуж своих дочерей и приглашавших его на званые вечера с целью познакомить его со своими вертлявыми дочками. – У меня нет желания заниматься благотворительностью.
– Да, милорд, но она очень… э-э… настойчива, – сказал Паркер. Его обычно бесстрастное лицо выдавало какое-то чувство, непонятное Саттону.
У графа пробудилось любопытство.
– Ладно, впусти ее, но предупреди, что я могу уделить ей только несколько минут. – Он отложил в сторону документы.
На первый взгляд женщина, вошедшая в его кабинет, не казалась привлекательной. Среднего роста. В бесформенном поношенном черном платье, скрывавшем ее фигуру, и под видавшей лучшие дни шляпкой с обвисшими полями было трудно разглядеть ее лицо.
Но когда он, встав, указал ей на стул у своего стола и она села и, развязав ленты шляпки, сняла ее, он впервые увидел ее лицо, и у него пробудился интерес. Она
