заговорила:
– Право же, Артур, у нас гости. Вы не можете похищать молодого человека после того, как столь многие молодые леди видели, что он прибыл. – Она подошла ко мне и протянула руку. – Полагаю, Артур нас не представил.
Я поднялся и взял ее руку.
Конан Дойл поднялся и сказал, пока мы с его женой обменивались рукопожатием:
– Дорогая, познакомься, это Чарльз Бейкер, американский журналист. Я познакомился с ним во Франции. Он был другом Кингсли. Сейчас он работает здесь в Ассошиэйтед Пресс. – Он повернулся ко мне. – Леди Джин Конан Дойл – моя лучшая половина, Чарльз. – Говоря это, он уронил сложенный листочек в ящик стола, кивком делая мне знак, что об этом мы поговорим позднее. – Боюсь, что Джин права, мой мальчик, – добавил он. – В конце концов, вас пригласили на праздник, а не на разговоры со мной.
Леди Джин посмотрела на меня с улыбкой:
– Вы всех здесь знаете, Чарльз?
– Я заметил кое-кого из друзей. Я присоединюсь к ним. Не хотел бы вас задерживать.
Мы покинули библиотеку. Когда мы закрывали за собой дверь, Конан Дойл наклонился ко мне:
– Пожалуйста, Чарльз. Это очень важно. Не могли бы вы присоединиться ко мне в библиотеке через пару часов?
Я кивнул, а он повернулся к жене, и оба они смешались с гостями. Меня оставили в одиночестве. Побеседовав с несколькими знакомыми, я наткнулся на Фредерика Уоллеса и его жену Адриану. Она была в узком черном платье, тотчас же привлекшем мое внимание. Слева на платье был высокий разрез. Адриана стояла, выставив ногу так, что почти можно было разглядеть кружевной верх ее шелкового чулка. Весьма возбуждающее зрелище.
Меня представили Адриане за несколько недель до этого вечера, и мы успели стать друзьями. Кстати, только два дня назад мы с ней вместе обедали. Мне было известно о ней сравнительно мало, и я решил разузнать побольше. Ей было двадцать девять, но выглядела она моложе. Можно было бы дать и двадцать, если бы не некоторая серьезность в выражении ее лица. Я также знал, что выдающемуся мужу Адрианы, с которым они женаты уже три года, пятьдесят четыре. Он, кстати, тоже выглядел моложе своих лет.
Муж Адрианы носил смокинг словно военную форму. Несмотря на легкую хромоту, он выглядел все тем же морским офицером, каким был прежде. Седина лишь слегка тронула его густую шевелюру и пышные усы. Уоллес происходил из очень хорошей семьи, был видным членом парламента и успешным адвокатом.
Я и не знал, что Конан Дойл их тоже пригласил. Когда Фредди присоединился к другим юристам в углу гостиной, мы с Адрианой отыскали пару мягких кресел у камина и устроились в них.
– Итак, сегодня я поднялся еще на одну ступеньку социальной лестницы, существующей в Лондоне для американцев, – с усмешкой сказал я. Я испытывал потребность слегка позлословить и чувствовал, что безнаказанно смогу это сделать в обществе Адрианы.
– Как вы можете быть в этом уверены, Чарли? – Она взглянула на мое лицо, принявшее чопорное выражение, и с любопытством спросила: – Вы серьезно так думаете?
– Абсолютно серьезно. – Я откинулся назад в кресле и пригубил вино, но более всего я упивался красотой момента: своим присутствием на приеме у сэра Артура, не говоря уже о возможности любоваться Адрианой Уоллес.
– Вы и вправду полагаете, что в Лондоне существует некая социальная лестница, существующая специально для американцев, и вы можете себя на ней разместить? – спросила она с улыбкой.
– Шесть с половиной. – Я улыбнулся в ответ и поднял бокал, ожидая неизбежного вопроса.
– Из скольки?
– Из десяти, – объяснил я. – Американский студент, учащийся тут, получает один балл. Американский посол – десять.
– А у вас шесть с половиной? – спросила она.
– Да! – с готовностью откликнулся я. – И я близок к тому, чтобы переместиться по крайней мере на твердую семерку.
– Поразительно, Чарльз. И в чем выражается это перемещение, позвольте узнать?
– В данном случае, моя дорогая, в приглашении. Я вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его молодой светской львице. Кто, как не она, мог оценить важность его содержания.
Она достала и раскрыла приглашение, кивнув в знак одобрения.
– Сэр Артур Конан Дойл… Лондонский дом… Вечером в пятницу. О! А еще и постскриптум. «Это очень важно… несколько минут наедине… Чарльз, прошу вас, приходите». – Она подняла на меня взгляд, словно действительно поразилась. – Обращается к вам «Чарльз». Вы уверены, что подниметесь только до семи, Чарли? Неужели такое стоит всего лишь полбалла?
– Не люблю тешить себя несбыточными надеждами. – Я расплылся в самодовольной улыбке.
Я подумал вдруг, что неплохо бы регулярно проводить подобные подсчеты. Мое относительно высокое положение здесь стало результатом долгого пути, я приложил для этого массу усилий. Если большинство англичан в течение всего нескольких секунд и могли признать во мне американца, то большинство американцев безоговорочно приняли бы меня за британца. Мой акцент почти пропал, а моя жестикуляция и манера держаться больше не выдавали типичного янки.
– Вы отдаете себе отчет в том, что это приглашение скорее всего было написано в самую последнюю минуту? – спросила она, явно подтрунивая надо мной; – Нас с Фредди пригласили на этот вечер за несколько недель. А ваше присутствие здесь выглядит… ну, несколько поспешным, что ли.
– А в вашем приглашении имеется приписка от руки? – спросил я, прикоснувшись к ней, чтобы подчеркнуть значимость своих слов.
– Нет. На этот раз вы меня обыграли, Чарльз. – Она взглянула на мою кисть, и я немедленно отдернул руку, в душе браня себя за дерзость.
– Я буду настаивать, чтобы вы признали важность этого всего, – сказал я. – Это не только приглашение в дом пэра Англии, но здесь присутствуют также мистер Фредерик Уоллес, член парламента, и его очаровательная жена. Это, без сомнения, гораздо более презентабельное общество, нежели то, в котором я оказываюсь обычно.
Я пытался не думать о, вероятнее всего, малоприятном разговоре, который ожидает меня в библиотеке. Именно ради него и было прислано мне приглашение, как я теперь понял. Возможно, я вовсе и не поднялся по общественной лестнице. Напротив, я могу оказаться в роли наемной рабочей силы, а приглашение – всего лишь повод для моего присутствия, и не более того.
Адриана Уоллес наклонилась ко мне.
– Что ж, Конан Дойл, конечно, сейчас отдалился от сливок общества, но тем не менее это впечатляет. Но сначала объясните мне, как Чарльз Бейкер добрался до отметки шесть с половиной, – сказала она. – С чего вы взяли, что не находитесь, скажем, на уровне четверки?
– Я так и думал, что вам захочется узнать, – сказал я, в свою очередь наклоняясь вперед, так что мы оказались совсем близко. Я почувствовал тепло ее лица. – Итак, первое: я родился здесь и моя мать была англичанкой. Думаю, это добавляет один балл к моему стартовому положению.
Она подняла бровь:
– И откуда вы его узнали?
– Оно составляет пять баллов, поскольку я взрослый человек с хорошей работой, а не студент или турист. Прибавьте еще один балл, поскольку я воевал за Британию, и не в составе американских вооруженных сил, – самоуверенно добавил я.
Я понизил голос, поскольку наши лица разделяло менее восьми дюймов. Меня радовало, что ни я, ни она не захотели отодвинуться. В этот момент меня гораздо больше, нежели мнение лондонского света, интересовала точка зрения Адрианы Уоллес, поднимаюсь я по социальной лестнице или нет.
– Итак, значит, у вас уже семь, – сказала она. Очевидно, ей казалось, что игра придумана для ее развлечения.
– Это до вычитания, – трезво объяснил я.
– А есть и вычитание? Вы меня разочаровываете, Чарли. Для леди всегда неприятно узнавать, что у ее друзей что-то вычли. – Адриана флиртовала на грани приличия.
Она указала на свой опустевший бокал; я быстро нашел взглядом слугу, который молча и торжественно
