их голосах после первой унитовской атаки. Тогда он не смог им ни в чем отказать. Сегодня происходила та же самая история.
От него потребовали поставить под ружье весь личный состав ОДП и ввести в городе постоянную караульную службу. От него потребовали включить воду в отеле. От него потребовали множества хозяйственных и продовольственных товаров. И в заключение от него потребовали ящик драгоценного виски и не менее двадцати бутылей испанского и португальского красного вина.
Его робкая попытка объяснить, что всего этого нет в городе, а если и есть, то в совершенно мизерных количествах, которых не хватает и на удовлетворение первейших нужд населения, встретила такой хохот офицеров, что, казалось, от него сейчас вылетят стекла. Отсмеявшись, кубинец (как понял комиссар, советский португальского языка не знал) еще раз хлопнул его по плечу, уже значительно сильнее, чем раньше, и заявил, что они прекрасно осведомлены о том, что именно и в каких количествах имеется у него на складах и что не надо пытаться делать из них дураков.
После этого кубинец уже спокойнее сказал, что его солдаты освободили город от бандитов, и ему, комиссару Мвимбе, должно быть стыдно за то, что такие храбрые воины, совершившие немало подвигов, испытывают в чем-то нужду.
Что комиссару оставалось делать? Он только улыбался, кивал и заверял военных в том, что все их требования будут выполнены, вот только восстановится связь со столицей и он проконсультируется со своим департаментом.
Тут кубинский офицер перестал смеяться, посерьезнел и сказал прямо, что если немедленно, до обеда, их требования не будут выполнены, то он самолично арестует комиссара как пособника бандитов, и посадит его к пленным унитовцам. Пусть комиссар им все и объясняет про звонок в Луанду и разрешение пользоваться имеющимися у него хозяйственными и продовольственными запасами. Ему все ясно?
Ему уже все было ясно. Для комиссара города Порту-Амбуин Сауме Мвимбе настали черные времена.
— Ты не слишком с ним сурово? — спросил Миронов Тибурона, когда они возвращались в отель. Ящик пресловутого «Принца Чарли» несли вдвоем. Как понял Евгений, этот ящик был у комиссара не последним. Значит, впоследствии, когда закончится этот, можно будет повторить набег.
— С ними только так и можно разговаривать. Понимаешь, португальцы их и за людей не считали. Просто брали, что хотели, и все. Так что у них рабское почитание силы в крови. Да мне ваши ребята сами рассказывали такую историю. В Луанде есть оптическая мастерская с прекрасным оборудованием. Можно заказать великолепные очки. Советские об этом прознали и стали туда захаживать. Если бы они просто приходили, сдавали заказ и платили, все было бы нормально. Но вы так не умеете. Вам обязательно мастеру надо подарок сделать, бутылку поставить. А местные к такому обращению не привыкли. Когда перед ними хвостом виляют, они сразу начинают чувствовать себя господами и тут такое начинается! Тот мастер по очкам сейчас тоже носом крутит, бутылки не просто как подарок принимает, а уже требует. И не водку, а чтобы непременно виски! Думаешь, этот урод не издевался над вашими, когда они здесь были? Гарантирую, что издевался! Вы же не умеете требовать, вы просите!
Возразить Евгению было нечего. Так с русским человеком всегда и везде происходит. Нет чтобы потребовать свое, законное, да так потребовать, чтобы отказать не смогли! Обязательно нужно униженно просить, давать взятки, хихикать подобострастно. Тоже, наверное, как у анголан, рабство в кровь попало…
В «Президенте» все было по-прежнему. Все-таки здесь жили теперь военные с многолетним стажем службы, и дисциплина стала для них второй натурой. Так что ни Миронов, ни Тибурон особенно о своих бойцах не беспокоились, оставляя их ненадолго. Они знали, что караулы сменят вовремя, обед приготовят, никто не напьется, не убежит в самоволку «по девочкам». Ну, может быть, потихоньку слетают на океан, окунуться. Но это провинность невеликая, можно на нее посмотреть сквозь пальцы.
Кстати, и обед подоспел. Шустрые фуражиры, возглавляемые Толиком Монастыревым, ухитрились раздобыть даже редкой для этих широт картошки, а кубинский повар приготовил из нее и ветчины замечательный соус. Попробовав, Миронов сказал довольному собой Толику:
— Не по той линии ты пошел!
— В каком смысле? — не понял тот.
— Надо было тебе в снабженцы идти! Цены бы не было такому специалисту!
Вместо ответа Монастырев вытащил свой знаменитый нож и, не примериваясь, метнул его через всю столовую. Нож вонзился в деревянный щит на противоположной стене. Кубинцы дружно зааплодировали.
— Нас и тут неплохо кормят, — коротко сказал Портос и вернулся к своей обширной миске с картофельно-мясным варевом.
Возразить Миронову было нечего. Зато вспомнилась идея про обучение кубинцев. Он тут же высказал ее Тибурону. Капитан секунду подумал, а потом кивнул.
— Хорошая мысль. Твои ребята большие профессионалы, чем мои.
Евгений уточнил:
— Мои ребята вообще профессионалы. А твои — нет.
Серхио подумал.
— Ну, в каком-то смысле ты прав. После Анголы мои вернутся на гражданку. Твоим она не светит.
— Если из армии не выгонят.
Посмеялись, потом, закончив обедать, поднялись к себе. Пить виски при подчиненных оба посчитали неэтичным, подрывающим воспитательный момент. В номере кроме ящика с бутылками оказалась еще и здоровенная гроздь спелых бананов. Кто-то из фуражиров расстарался.
Они только разлили по первой, когда из душевой послышались яростное фырчание и грохот. Тибурон, заглянувший туда, с удовлетворением отметил:
— Вот тебе достойные плоды нашего похода. Вода пошла.
Комиссар действительно распорядился пустить в отель воду. Правда, только холодную. Чтобы текла еще и горячая, нужно было растопить котельную в подвале отеля. Для этого требовалась солярка, которой, естественно, не имелось в наличии. Офицеры постановили в ближайшее время озаботить комиссара этой проблемой, а пока с удовольствием помылись холодной водой. При стоявшей как на улице, так и в номере жаре это было даже приятно.
День постепенно скатывался к вечеру. Занятия с кубинцами решили начать назавтра. А пока, прихватив с собой бутылочку, стаканы и несколько бананов, отправились на пляж. Тибурон на всякий случай взял солдата с автоматом. Тот не купался, сидел в тени и бдительно посматривал по сторонам.
Едва успели окунуться первый раз, как на пляже появился Толик Монастырев. Он волок с собой два деревянных шезлонга.
— Вот, — сказал Портос, раскладывая сидения. — В отеле нашел, там их много. Чего на песке зря валяться?
И с этими словами удалился.
— Н-да, — заметил Тибурон, устраиваясь в принесенном кресле поудобнее. — Уважают тебя подчиненные. Я в людях разбираюсь, это не подхалимаж.
Евгений неопределенно повел плечом, дескать, с чего бы им меня не уважать? Одно дело делаем.
— Понимаешь, — сказал он, угощаясь из пачки кубинца сигаретой, — мы ведь не первый год вместе, вроде как одна семья. Особенно на операциях. И они давно уже признали за мной право командовать. Я — старший, вожак этой стаи. Я никого никогда не наказываю. Поощрить — могу, похвалить там, руку пожать. Кстати, представления на награды тоже я пишу. Но у нас в группе заведено так: если один допустил просчет — вина ложится на всех, и все отвечают. Перед начальством нет конкретного виновника, виновата вся группа. Ну, представь, вот что-то мы не так сработали во время операции, кто-то лопухнулся. И что, начальству докладывать, мол, вот этот, отдельный товарищ допустил прокол? А оно, начальство, возьмет и сожрет этого отдельного товарища! В результате в группе появляется дыра, приходит какой-нибудь новичок. Опять начинаем притираться, привыкать друг к другу. Зачем? Если же виновата вся группа, начальству труднее ее схарчить.
— А если начальство решит, что группа прокололась потому, что у нее командир фиговый и надо его
