Ближе к центральной площади начали попадаться и люди. По-зимнему закутанные, спешащие по своим делам. Искомое Казимир увидел, как только вышел на площадь. Неизменный Ильич указывал рукой с зажатой в ней кепкой прямо на заведение, необходимое в умирающем городке. «Бар. Ресторан. Казино», – гласила вывеска. «Хорошо, хоть не салун!» – подумал Казимир и направился к распахнутой двери. Невзирая на ранний час, всего-то половина одиннадцатого, в заведении царило оживление. За обшарпанной стойкой вместо разрисованной девицы высился могучий, как утес, парень. Казимир сбросил на пол рюкзак, взобрался на неустойчивый высокий табурет и, угрюмо взглянув на бармена, заказал водку.
Залпом проглотил подозрительный напиток, достал из кармана пуховика сигареты, положил перед собой. Бармен, не утруждая себя расспросами, поставил перед Казимиром стеклянную тяжелую пепельницу, недрогнувшей рукой достал из пачки сигарету, прикурил и выпустил дым прямо в лицо Локиса.
– Бичуешь? – негромко спросил парень, когда Казимир в свою очередь закурил.
– К другу приехал, а дом его стоит полуразрушенный. Ни души. Даже спросить не у кого, – ответил Казимир.
– А где друг жил? – уточнил бармен.
– Фрунзе, пятнадцать, в четвертой квартире.
– Сейчас здесь мало кто остался, почти все на материке. А за каким чертом ты к нему приехал?
– Да! Жена выгнала. Прикинь, двадцать лет прожили вместе, а тут… – Казимир горестно махнул рукой. – Еще лет десять назад друг звал к себе, говорил, как часть расформировали, стал оленями промышлять, заготавливал мясо, шкуры. Тем и жил. Остапов Колька, может, знаешь?
– Нет, не слыхал. Если он на материк свалил, уже не найдешь. Как выбираться думаешь? Отсюда только вертушкой. А когда она прилетит, никто не знает. Народишко по пять суток ожидает.
– Понятия не имею. Денег хватило только сюда добраться. Надеялся с Колькой скорефаниться. Да видишь, не судьба.
– А ты кто по профессии? – спросил бармен.
– О, самая нужная сейчас профессия, военный метеоролог. Устроиться вообще невозможно.
– Да, нужное занятие ты себе придумал. Жил на что? Жена небось училка?
– Нет, врач. Я на рынке грузчиком у себя в городе подрабатывал. Не густо, но все же на хлеб хватало. А теперь вообще не знаю, куда кинуться.
– Остановиться у тебя есть где?
– Откуда! Не смеши, брат! Я же сегодня только прилетел!
– Ладно, братела, я тебе помогу. Еще водку будешь?
– Давай, все одно нет денег и это не деньги!
Вера заперла дверь, вернулась в комнату, взглянула на неубранный стол и вдруг зарыдала. Что произошло?! Как можно было так себя вести?! Ведь если бы Николай так поспешно не собрался домой, она не смогла бы устоять! Что случилось с ней, с ее принципами, устоявшимися привычками, взглядами? Как он сумел разрушить все преграды и барьеры, которые она создавала долгие годы? Этого не должно было случиться никогда! Он женат! А женатые мужчины для нее не существовали. Они для Веры были чем-то вроде экспонатов в музее, заспиртованные, укрытые толстым витринным стеклом. Но Николай оказался материальным, невозможно близким, почти родным. Он привлекал ее и как человек, и как, страшно сказать,
Сжав до боли кулаки, она опустилась в кресло. Нет! Она не позволит себе расслабиться, не станет для него, каким бы он замечательным ни был, очередной игрушкой в постели. Все мужики одинаковы! Им нужно только одно. Очередная победа, очередная галочка в записной книжке. Нет, она победит себя! Чего бы ей это ни стоило. Лучше держаться от него подальше, не позволять ни ему, ни себе сделать последний шаг. Если не прекратить сейчас, придется бросить работу, искать что-то другое. Для нее недопустима даже мысль о том, чтобы завести любовника. Раз уж не получилась жизнь с мужем, нечего устраивать охоту на самцов. Для чего нужен мужчина в доме? Лампочки заворачивать? Так с этой задачей Вера сама прекрасно справляется. Она давно выросла из наивных сказочек о вечной любви. Никакой любви нет, есть только серые унылые будни, в которых не находится времени на ласковые прикосновения и нежные слова. Она твердо знает это.
Только почему же так взволновал ее проклятый поцелуй? Из-за того, что ей никто и никогда не целовал руки? Или случилось что-то иное, над чем она не властна? Почему так остро заболело сердце, когда за Николаем закрылась дверь? Почему она так долго стояла в прихожей и не могла повернуть ключ? Надеялась, что он вернется? Но зачем? У него есть свой дом, красавица жена, словно сошедшая с обложки глянцевого журнала. Или вправду говорят: для мужчины целлюлит в руках дороже, чем силикон на экране? Нет! Нет! Об этом даже думать нельзя!
Вера решительно встала, размазывая по щекам слезы, пошла на кухню. Достала из холодильника начатую давным-давно бутылку водки. Зачем-то внимательно прочла этикетку, словно пыталась убедиться в том, что это действительно горилка с перцем, налила почти полбокала и залпом выпила.
Холодная водка прокатилась по пищеводу, но тут же начала согревать, отодвинула в сторону хаотичные мысли о том, чего так и не случилось. Постояв возле стола, Вера задумчиво поставила хрустальный бокал. За окном сгущались сумерки, был прожит еще один день, почти ничем не отличающийся от остальных, только тревога, поселившаяся в душе, не давала покоя. Она понимала: главная задача на сегодняшний день – спасти Лику, но единственный человек, способный ей в этом помочь, – Николай. В какой-то момент у Веры даже мелькнула мысль, что ничего страшного не случится, если она позволит ему овладеть ее телом в качестве платы за помощь дочери, но разум взбунтовался. Что это, как не одна из форм примитивной проституции? Для нее это недопустимо! Как быть, как строить дальнейшие отношения, Вера не знала.
Заперлась в ванной, словно опасаясь нескромных взглядов, торопливо разделась, принялась придирчиво разглядывать собственное тело. Да, до совершенства ей так же далеко, как до луны. Вот на бедрах уже намечается самая страшная на сегодняшний день болезнь, характерные углубления. Говорят, они отталкивающе действуют на мужчин. Конечно, если они каждый день видят на экранах молоденьких, стройных, худеньких женщин-подростков, захотят ли смотреть на такое? Что толку, что у нее практически нет морщин, кожа гладкая, уп-ругая, нежная, зато с такими бедрами и грудью ей только позировать какому-нибудь Веронезе или Рубенсу. Сейчас ценится другое. Болезненная худоба, торчащие во все стороны кости и проглядывающие под кожей ребра, совсем как у скелета в школьном кабинете биологии. Ну что ж, все равно до такой степени похудеть она никогда не сможет, а если кому не нравится, пусть и не смотрит.
Вера открыла воду, налила от души из флакона пены, добавила ароматной соли и, посмотрев, как наполняется ванна, погрузилась в горячую воду.
Лика лежала в постели и думала о маме. Восемь лет назад она тоже выглядела также, как и сегодня: восторженно сияющие глаза, неожиданно яркие губы и плавные, манящие движения. Лика не забыла ту поездку к морю. Помнила и то, чем все закончилось. Это не правда, будто дети помнят только то, что связано с ними. Переживания матери находят в их памяти такое же отражение, как и собственные.
Саша был такой сильный, красивый, загорелый, он носил Лику на руках, показывал разные удивительные вещи, угощал восхитительно вкусными фруктами. Она, никогда не знавшая до этого мужских рук, радостно визжала, взлетая высоко в воздух, когда он подбрасывал ее. С удовольствием ходила рядом с ним, трепетно схватив маленькими ладошками его большую твердую ладонь. А мама была такая красивая, светящаяся от счастья. Лика полюбила Сашу сразу, как только увидела. Как же она мечтала о том, чтобы он стал ее папой. Не получилось. Саша исчез также внезапно, как и появился. А мама после долго плакала по ночам, даже когда они вернулись домой. Пусть в то время Лика не понимала, что произошло, но детское сердце разрывалось на части, когда она видела, как изменилась мама. Больше никогда в жизни мамы не появлялись мужчины.
Они жили не то чтобы замкнуто, нет. Напротив, их дом всегда был открыт для гостей, но это чаще всего были мамины подруги, как правило, такие же незамужние или разведенные женщины, в одиночку воспитывающие детей. Лика привыкла к их вечерним посиделкам, к неискоренимой чайной церемонии с пирогами и вареньем. И хотя последние годы такое времяпрепровождение ее стало раздражать, вмешиваться в жизнь мамы и ее подруг не смела. Да и какой смысл, все равно их не интересовали ни дискотеки, ни музыка техно, ни драйв. Смысл их вечерних разговоров крутился вокруг подрастающих детей, обсуждения очередного кавалера одной из подруг, но такое случалось нечасто.
