– Мама, ты меня прости, но у меня хорошая память. Все мужчины, которые только пытались приблизиться ко мне, вызывали у тебя раздражение. Андрей единственный, кто не испугался тебя. Я прожила с ним двадцать пять лет, и думаю, жила бы всю жизнь, если бы меньше слушала тебя. Он любил меня, ему от меня нужно было лишь внимание. Знаешь, какой вопрос он чаще всего задавал? За что я его так ненавижу?! А я вовсе не ненавидела его, но моя ошибка состоит в том, что я слушалась тебя! По твоим указаниям я не подпускала его к себе. Следуя твоим советам, я упорно держала дистанцию, даже когда невыносимо хотела его ласк. Он терпел. Долгие годы терпел. В конце концов его терпение иссякло. Да, он начал искать у других женщин то, чего не хотела дать я. Так в чем же его вина? В том, что он много раз пытался мне объяснить, что он меня любит и, как любой человек, хочет ответных чувств? Именно ты все время убеждала меня, что все мужчины скоты. А это неправда! Ты никогда не поймешь, что я испытала, когда стало ясно, что дороже его в моей жизни никого не было и уже, наверное, не будет.
– Я отказываюсь тебя понимать, Татьяна! Ты пытаешься меня обвинить в собственной неудачной жизни? Сама посмотри! Твой Андрюша ведь никогда на настоящую женщину не реагировал! Импотент в камуфляже!
– Нет, я тебя ни в чем не виню, виновата сама. Я собственными руками уничтожила то, что составляло всю мою жизнь. Вот этими руками я методично убивала любовь единственного мужчины, который по- настоящему любил меня. Стой! Почему ты говоришь, что он на женщин не реагировал?
– Знаю! Ты что, не доверяешь моему жизненному опыту?! – в запальчивости выкрикнула мать и осеклась. – Милая, да у тебя просто-напросто истерика! Забудь ты его! Он не стоит того, чтобы ты о нем вспоминала! – продолжила она совсем иным тоном.
– Мама, неужели ты не понимаешь?! Андрей старался сделать меня счастливой, но я сама отвергла его! Я безумно хочу перед ним повиниться. Только знаю, что теперь он не станет меня слушать, в его сердце не осталось ничего, кроме пепла.
– Ты не должна ему звонить! Он не достоин тебя и твоих слез! У женщины должна быть гордость, а ты сейчас унижаешься, словно… словно уличная девка.
– Мама, уличные девки не способны на то, что я совершила. Я сама удивляюсь, почему он не бросил меня давным-давно. Ни один мужчина бы не выдержал всего того, что он перенес.
– Дочь, я тебя не узнаю! То, что ты сейчас говоришь, просто недопустимо! Ты понимаешь, что каждым словом оскорбляешь меня?!
– Нет, мама. Ты сделала все, чтобы я стала такой! Именно ты настаивала на том, чтобы я всячески унижала мужа! Теперь ты можешь быть довольна. Я разведена и никому не нужна. Благодаря тебе мне придется доживать век одной.
– Я не думала, что в собственной глупости ты обвинишь меня! После того, что я услышала, не хочу тебя видеть. Это просто омерзительно, я даже предположить не могла, что моя дочь такая самка. Я уезжаю, можешь мне больше не звонить!
Она действительно вызвала шофера и велела ему забрать вещи. Таня не стала удерживать мать. Раньше она безропотно выполняла абсолютно все ее требования, но теперь, когда поняла, что не получит никакой поддержки, лишь одни упреки, Татьяне стало ясно, что мать всегда думала только о себе.
В комнате, где последнее время жил Андрей, остались его любимые книги – выстроившиеся вдоль стены стеллажи. Он по непонятной причине не забрал их сразу, и теперь, остановившись перед плотно заставленными полками, Татьяна задумчиво провела пальцем по корешкам. Она никогда не интересовалась тем, что читал муж. Это было ей неинтересно. Ее книги находились в ее спальне. Множество любовных романов, где прекрасные богатые мужчины добивались благосклонности пленительных женщин. А что волновало Андрея? Таня наугад вытащила первый попавшийся томик. Стихи. Федерико Гарсия Лорка. Раскрыла книгу наугад. По глазам больно ударили строки:
Таня захлопнула книгу, не глядя, сунула ее на полку, вытащила следующую, раскрыла.
«– Стерх, ты меня слышишь?
Он очень хотел ответить, но слова застряли в горле. Он помнил это лицо, давно, еще в детстве, оно вот так же ночью наклонялось над ним, но в глазах тогда была не тревога и боль, а радость и гордость. Он помнил этот голос, низкий, как призывный рев боевой трубы, а еще руки, сильные, твердые, мозолистые, отполированные рукоятью длинного меча и древком тяжелой секиры. Эти руки подбрасывали его, совсем крохотного, высоко в небо, а голос грохотал:
– Ты Стерх! Ты не должен бояться полета! Твоя стихия небо!
Раз за разом его подбрасывали все выше и выше. Он летел, опускался на могучие ладони и снова взмывал в воздух. А голос грохотал счастливым смехом.
Еще вспомнилась женщина, в роскошном убранстве, в платье, расшитом золотом и драгоценными камнями. Волосы цвета янтаря были покрыты тонкой поволокой, огромные, синие, как весеннее небо, глаза смотрели на него. Голос нежный, словно журчание лесного ручейка. Ласковые руки, тонкие трепетные пальцы, что касаются его волос. Женщина – вся такая нежная, красивая и постоянно улыбается, встречаясь с ним взглядом.
Ему, наверное, лет десять, не больше, он бежит, задыхаясь, тяжелый мешок оттягивает плечи, больно бьет по спине, рядом с ним легко бежит уже немолодой мужчина. Торопит, подгоняет, заставляет с мешком за плечами залезать на дерево, перепрыгивать через глубокие ямы.
Твердая, как камень, утоптанная земля. Высокие бревенчатые стены вокруг. Очень далеко висит щит с белым, нарисованным известью, кругом. Стрелы все время недолетают, с сухим стуком падают на землю, едва преодолев половину расстояния до щита. Толстая кожаная рукавичка на левой руке уже измочалена, взмокла от крови. Тетива постоянно с силой бьет по одному и тому же месту. Слезы застилают глаза.
Кони мчатся во весь опор. Встречный ветер рвет губы, не дает вздохнуть полной грудью. Радостный крик сам рвется из груди. На лесной поляне сильный мужчина прямо с седла прыгает на спину огромному дикому кабану. Сверкает острый клинок – истошное верещание смертельно раненного вепря. Костер, большущие ломти зажаренной на камнях кабанины, сладкий мясной сок, обжигающе вкусный, дурманящий. Шум ветра. Пропахшая крепким конским потом попона. Руки отца, заботливо укрывающие его плащом.
Бледное, будто вылепленное из воска, лицо матери. Невероятно красивое, но уже безжизненное. Тяжелая рука на плече. Горечь утраты. Нестерпимая обжигающая боль, словно в сердце вонзили раскаленную иглу».
Татьяна отложила книгу. На обложке красовалось название: «Другой. Начало пути».
Она прочла фамилию автора: Павел Северин. Книга была новой, по-видимому даже непрочитанной. На титульном листе надпись:
Странно, Татьяна даже не догадывалась о том, что Андрей не просто знаком, а даже дружен с писателем. Оказывается, у него была совершенно иная, неизвестная Татьяне жизнь, он был совсем не так прост, как она думала!
Последний относительно крупный город остался позади, когда, проскочив еще километров пятнадцать, Волошин почувствовал, что машину начало ощутимо тянуть вправо. Невезение, с которого начался его отпуск, продолжалось. Мало того что Милочка в последний момент не смогла поехать, так еще и ее подруга Ольга заболела. Волошин, махнув на все рукой, решил отправиться один. Из-за того, что провозился с самого утра достаточно долго в городе, выехал слишком поздно и вот теперь еще, как назло, поймал железяку, а уже смеркалось. Насмерть прикипевшие болты никак не хотели отворачиваться от литых дисков. Провозившись почти час, Волошин отвернул четыре, но один стоял непоколебимо. И вот наконец что-то хрустнуло, и головка болта чуть-чуть сдвинулась. Не веря своему счастью, Волошин закурил, сел на еще не выжженную солнцем траву у обочины и задумался о том, что, собственно, делать дальше. Если сейчас удастся поменять колесо, то все равно ехать ему больше сотни километров по донельзя выбитой дороге. На это уйдет часа полтора, учитывая темноту. Выходит, на место он попадет далеко за полночь. Хозяева уже будут спать. Значит, ночевать придется в машине, ладно, если на берегу моря, а если нет, то радости мало. В таком случае уж лучше и не ехать до самого конца вовсе. Вон впереди светятся огни то ли большой деревни, то ли маленького городка. Можно остановиться и здесь, если только найдется жилье.
