неотступно думал младший сержант. — Он виновник всех моих бед...»
Эндре неожиданно обернулся и увидел Бегьеша. Рука солдата инстинктивно поползла к козырьку фуражки, но тут он с удивлением заметил, что командир отделения почему-то в гражданском.
— Вы его знаете? — спросила официантка, уловив замешательство парня.
Эндре сначала кивнул, а затем тихо произнес:
— Это мой сержант. — Он быстро выпил кофе. — Сколько с меня?
Интуиция подсказывала ему, что надо поскорее уходить. В голове зародились подозрения. Он подал официантке десятку, поправил фуражку и направился было к выходу, но Бегьеш остановил его:
— Подождите, Варьяш!
За время, проведенное с Марикой, Эндре заметно изменился. Он уже не казался таким отрешенным, как прежде, его жизнь обрела смысл: теперь у него была любимая, которая с нетерпением ждала его. Любовь к девушке помогла ему забыть о прежних обидах, он простил отца и тем более Бегьеша. У него даже мелькнула мысль, что пора бы им оставить в покое прошлое и пожать в знак примирения руки.
— Добрый вечер, — с улыбкой поздоровался он, стараясь не замечать мрачного взгляда Бегьеша. — Вы тоже уходите, товарищ младший сержант?
Бегьеш кивнул и небрежно бросил на стойку несколько десяток.
— Это вам! — сказал он официантке и, пошатываясь, направился к выходу, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не споткнуться и не упасть.
На улице было темно — фонари, расположенные на большом расстоянии друг от друга, горели довольно тускло.
— Паршивая погода, — заметил Эндре, шагая позади Бегьеша. — Вот наши ребята сейчас на плотине мерзнут!
Леринц почему-то не ответил, и это не понравилось Эндре.
— А где ваша форма? — поинтересовался он, но и на этот вопрос ответа не получил.
Они молча шлепали по грязи. Когда отошли довольно далеко от корчмы, Бегьеш вдруг остановился и спросил:
— А ты разве не знаешь, где моя форма?
— Не знаю, я ведь в отпуске...
Не успел Эндре закончить фразу, как младший сержант со всей силы ударил его кулаком в лицо. Солдат зашатался, потерял равновесие и упал, ударившись головой о какой-то камень. Он хотел встать, но ужасно закружилась голова, и он снова упал. Бегьеш же наклонился над ним, схватил за грудки и ударил несколько раз подряд. Эндре лишь машинально закрывал лицо. Опираясь на руку, он приподнялся с мокрой земли, стараясь встретиться взглядом с глазами младшего сержанта, который возвышался над ним, словно великан. Он ощутил сильную боль в груди, решил, что у него сломано ребро, и застонал. Потом, собрав последние силы, с трудом поднялся и побежал, но Леринц догнал его, ударом кулака свалил на землю и снова начал бить ногами по чем попало. У Эндре оказался разбитым нос, кожа над бровью лопнула, и теплая кровь стала заливать глаза. Поняв, что дело может кончиться весьма скверно, он попытался стряхнуть с себя негодяя, но ему это не удалось. Началась борьба, тяжкая, яростная. В какой-то момент Эндре удалось схватить Бегьеша за руку, однако тот выдернул ее и отскочил на несколько шагов назад. Тогда Эндре поднялся и бросился бежать, превозмогая сильную боль в животе...
Спустя несколько минут Марика, еле живая от страха, слушала сбивчивый рассказ Эндре и ужасалась, глядя на его лицо в ссадинах и кровоподтеках.
— Потом... потом я и сам не знаю, как все случилось. Я просил его не трогать меня...
— Ты ударил его?
— Я защищался, как мог, а потом убежал... Я позвал на помощь, увидел, как из ближайших домов стали выскакивать люди, и убежал.
Марика плакала без слез. Ей было жаль Эндре, жаль самое себя, жаль их несбывшегося счастья.
— Пойдем, я смою тебе кровь.
Эндре послушно, словно ребенок, последовал за ней. От теплой воды раны снова начали кровоточить, и Марике с большим трудом удалось,остановить кровь. Уложив юношу, она смазала ему ссадины и заклеила их лейкопластырем. Потом наклонилась и нежно поцеловала Эндре в лоб.
— Очень больно? — спросила она по-матерински ласковым голосом и подумала о том, что теперь, что бы ни случилось с ним, ее место рядом. Она долго гладила его по волосам и нежно целовала, чтобы хоть как-то успокоить и облегчить страдания.
— Никто не поверит, что Бегьеш первым напал на меня, — прошептал Эндре.
— Почему?
— Хотя бы потому, что все знали, как я не любил его. У меня нет ни одного свидетеля, который подтвердил бы, что я только защищался. Я не хотел с ним драться, даже пытался убежать...
— Перестань о нем думать, не мучай себя. Отдохни немного, а потом я провожу тебя в казарму. Мы все расскажем, и нам поверят, не могут не поверить...
— Нет, — испуганно произнес Эндре, — туда я не пойду. Я не хочу сидеть в тюрьме... Я там и дня не выдержу...
— Ладно, не пойдем. Но что же тогда мы станем делать?
— Не знаю, но туда я не пойду. — Он сел, уставившись на нее беспокойным взглядом. — Если ты желаешь, чтобы, я ушел, скажи прямо... Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности...
— А куда мне идти? Особенно теперь... Ведь я твоя, только твоя... И все-таки, если ты хочешь остаться здесь, нужно что-то придумать, ведь тебя будут искать... Может, уже ищут...
— Здесь меня не станут искать, у отца — тоже...
— Нужно быть готовым ко всему, — перебила его Марика. — Я сама о тебе подумаю...
Ночь тянулась медленно. Они почти не спали, а если и засыпали ненадолго, то просыпались от малейшего шороха. Марика понимала, что они совершают глупость. Понимала, что лучше сразу заявить о случившемся, потому что с каждым часом положение Эндре ухудшается: если он завтра не явится в часть, его будут считать находящимся в самовольной отлучке, а если он и послезавтра не придет туда, то попадет в категорию дезертиров. Однако она не хотела предпринимать что-либо вопреки воле Эндре.
Проснулись Марика раньше обычного, но будить Эндре не стала, а сначала приготовила завтрак. Она сознавала, что сейчас его нельзя расстраивать, что нужно вести себя так, чтобы он не почувствовал, будто она боится.
Она разбудила юношу только тогда, когда собралась уходить:
— Еду ты найдешь в столе... — Она взглянула на часы. — Дверь никому не открывай, занавески на окнах не раздвигай и не вздумай выходить во двор.
— А тебе обязательно нужно идти?
— Разумеется, обязательно. Я должна вести себя так, будто ничего не случилось.
— Ты в школу идешь?
— Конечно. — Марика говорила строгим, до сих пор не свойственным ей тоном. Она вообще как-то очень повзрослела со вчерашнего дня. Поцеловав Эндре, она вышла из дома и заперла дверь снаружи.
Как только она появилась в школе, ее вызвал к себе директор Доци. Он был явно расстроен и не скрывал этого: не приглаживал свои усы, а нервно теребил их, что служило признаком скверного настроения.
— Ты знаешь, что случилось?
— Скажете — узнаю... — Марика придала лицу изумленное выражение.
— Ты когда видела Эндре в последний раз?
Девушка нахмурилась:
— Когда же это было? Дня два назад...
— А вчера ты его не видела?
— Ах, вспомнила... После вечера он проводил меня домой, а то ко мне Чонгар приставал. — А про себя подумала: «Если бы вы знали, как противно мне лгать, но я не могу иначе...»
— Сегодня ночью Эндре избил младшего сержанта Бегьеша.
— Эндре?! Не может этого быть... А за что?
