— Ничего особенного. На следующей неделе заканчиваются сборы, разъедутся по домам офицеры запаса и мы вздохнем посвободнее.
— Петер командует группой офицеров запаса, — пояснил Бакош Лонтаи.
— Как прошли сборы?
— На этот раз нам достались хорошо подготовленные офицеры, большая часть из них до пятьдесят шестого года были кадровыми военными. Если не считать отдельных случаев, нарушений дисциплины не было.
— А как они восприняли сообщение о событиях во Вьетнаме?
— С возмущением. И никак не могли понять, почему страны социалистического лагеря терпят подобные гнусности мирового империализма.
Миклош сдвинул брови и проговорили
— Они многого не понимают.
— Откровенно говоря, этого и я не понимаю, — признался Ковач.
Миклош взглянул на Бакоша:
— Разве вы не разъяснили своим офицерам современное международное положение?
— Я только вчера получил указание на этот счет. На следующей неделе у нас пройдут партийные собрания. Однако думаю, что и после них наши люди не сразу разберутся в обстановке. Знаете, сколько добровольцев в полку изъявили желание поехать воевать во Вьетнам?
— Не знаю, — признался Лонтаи.
— Семьдесят процентов всего личного состава.
— А Эндре Варьяша в их числе не было?
— Нет. Его служба в армии не вдохновляет, — ответил Ковач. — И вообще, он человек довольно странный.
— Что вы имеете в виду?
— Не понимаю я его отца: пишет романы о современной жизни, а собственного сына воспитать как следует не сумел. А вчера в министерстве я случайно слышал, что от него и дочь ушла. Говорят, старик сошелся с одной из своих приятельниц. Красивая женщина, ничего не скажешь! Я с ней как-то встретился и успел разглядеть. Что ж, и я на старости лет не прочь был бы заполучить такую красивую молодку...
Миклош улыбнулся:
— Ты секретарь партбюро, а заглядываешься на красоток.
— В супружеской верности я действительно клялся, но я же не слепой.
— Верность... Скоро и я, вероятно, буду клясться в верности...
— Ты что, жениться собрался?
— Кажется, собрался.
— И на ком же?
— На дочери Гезы Варьяша. — И, поймав на себе удивленный взгляд Бакоша, Миклош шутливо добавил: — Но если ты и на мою невесту будешь пристально смотреть, я тебе глаза выколю.
Завтракали офицеры в ресторане в Веспреме.
Бакош отвел лейтенанта Ковача немного в сторону и спросил:
— Ну, удалось уладить семейный конфликт, молодой человек?
— Нет, не удалось. Жена продолжает настаивать, чтобы я демобилизовался.
— Ну а ты?
— А вы бы, товарищ майор, окажись на моем месте, демобилизовались?
— И не подумал бы, хотя уверен, что моя жена от меня такого никогда не потребует. Ну и что же вы решили?
— Ничего. Мы любим друг друга, но уступить никто не желает.
— Хочешь, я с ней поговорю?
— Не думаю, что это даст какой-нибудь результат.
— Не понимаю, — задумчиво произнес майор, — вроде бы умная женщина, а...
— Неглупая, это верно, только она не хочет жить в провинции. Что правда, то правда... — Ковач поправил очки на переносице и спросил: — Что же мне теперь делать?
— Ты ее очень любишь?
— Очень. Если бы я служил в Будапеште, она бы успокоилась...
— В Будапеште... — Бакош почесал в затылке: — В столице не нужны офицеры, по крайней мере, лейтенанты. Ты очень расстроен?
— Ну разумеется.
— Знаешь что, Петер, напиши-ка ты ей письмо, попроси набраться терпения, а я постараюсь как-нибудь помочь тебе.
Когда, пообедав, офицеры снова сели в машину, Миклош спросил у Ковача:
— Как зовут того младшего сержанта, который, как предполагают, организовал избиение Варьяша?
— Леринц Бегьеш. Только я не думаю, чтобы он имел какое-нибудь отношение к этому избиению.
— А Рашо не говорил с тобой? — поинтересовался Бакош у лейтенанта.
— Нет. А что?
— Какое-то отношение к этому Бегьеш все-таки имел. Рашо напал на след, а уж если ему в руки попадет ниточка, он ее ни за что не выпустит, пока не размотает весь клубок.
— Если это окажется правдой, я, конечно, разочаруюсь в Бегьеше. Ведь до сих пор я не замечал у него в характере ни жестокости, ни мстительности, ни других каких-либо отрицательных черт.
— И все же мне в этом деле что-то не нравится, — опять засомневался Миклош. — Я разговаривал с Варьяшем, когда он лежал в больнице, и тот сознался, что на новогоднем вечере оскорбил командира отделения.
— Об этом Варьяш и Рашо говорил, — подтвердил Бакош.
— Тогда почему же младший сержант не доложил об этом командованию? — начал размышлять вслух Миклош. — Видимо, у Бегьеша были причины это скрывать?
— А разве нельзя предположить, что он просто-напросто не захотел, чтобы у Варьяша были из-за него неприятности? — спросил Ковач.
— Предположить, конечно, можно, но поведение Бегьеша мне все равно не нравится, — заявил Миклош и рассказал о том, что произошло с Жокой. — Не обижайтесь, товарищ лейтенант, но поведение вашего младшего командира свидетельствует не о строгости, а скорее о его жестокости. Я не знаю случая, чтобы сержант не отпустил своего подчиненного попрощаться с приехавшей к нему сестрой...
В этот момент Ковач вспомнил о том, какой приказ он лично не так давно отдал Бегьешу, и признался:
— Я запретил командиру отделения делать для Варьяша какие бы то ни было поблажки. Может, именно поэтому младший сержант не отпустил его к сестре.
— Вы так упорно защищаете своего младшего командира, будто абсолютно уверены в нем, — заметил Миклош
— Может, я и не прав, но пока еще никто не доказал, что Бегьеш совершил дисциплинарный проступок. А вот Варьяш ведет себя порой довольно странно...
— Но приказы-то он выполняет? — уточнил Миклош.
— Выполняет...
— Тогда в чем же дело? — перебил он лейтенанта.
— Приказы можно выполнять по-разному, — упорствовал командир роты, чувствуя, что зря спорит, ведь Лонтаи скоро станет родственником Варьяша, вот он его и защищает. Однако убежденность в собственной правоте не позволяла ему молчать, и он продолжал: — Варьяш любой приказ выполняет неохотно. Я не раз пытался поговорить с ним по душам, но мне это так и не удалось. По одному взгляду видно, что служба тяготит его. Вполне допускаю, что и с Бегьешем он ведет себя вызывающе, а младшего сержанта это, естественно, оскорбляет.
— У парня действительно предвзятое мнение об армии, он сам мне об этом говорил. — Миклош снял фуражку и положил ее на колени. — Однако он честен, откровенен, в общем, вполне заслуживает того, чтобы на него обратили внимание. По характеру и складу ума он, как мне кажется, принадлежит к числу тех
