Леди должна быть на высоте в любой ситуации и сохранять спокойствие даже в самый критический момент. Она покажет матери, что хорошо усвоила все уроки.
Деревьев здесь оказалось больше, чем она, ожидала, и улица была симпатичнее тех, по которым Джоселин проезжала, но в темноте было трудно что-либо разглядеть. Кроме одного дома впереди, в котором горели окна.
И когда экипаж остановился перед этим домом, Джоселин не знала, что думать и что делать.
– Это здесь, мисс! – крикнул извозчик и открыл дверцу.
Джоселин чувствовала себя пушистым птенцом, которого выталкивали из гнезда на тротуар.
– Вы уверены, что это правильный адрес?
Извозчик подмигнул ей. У него был такой вид, словно он отпустил непристойную шутку:
– Никакой ошибки, мисс. Это – «Колокольчик», без сомнений.
Джоселин не успела у него спросить, почему «Колокольчик». Неужели платья ее матери пользуются таким успехом, что ее ателье всем известно в Лондоне?
Она глянула на сверкающие огнями окна и услышала доносившийся оттуда смех. Может быть, это все- таки не тот адрес? Мать умирает, а в ее доме, похоже, в разгаре вечеринка.
По ступенькам к Джоселин спустился лакей в ливрее. Вид у него был не очень гостеприимный, словно в лице ночной гостьи он увидел потенциального противника.
– Для прошений время позднее, мисс. Вам придется уйти.
– Извините! – Джоселин вздернула подбородок. Она не могла поверить, что мать наняла такого грубого и пренебрежительного слугу. – Я – Джоселин Толливер. Это – дом моей матери, и я приехала, чтобы быть с ней!
– Дом вашей матери? Полагаю, вы заблудились или выпили лишнего. Здесь нет никакой Толливер, и если вы не уберетесь отсюда со своими вещами, я принесу прут…
– Довольно! – Возникшая в дверном проеме высокая фигура положила конец угрозам слуги. – Занеси ее вещи в дом.
Ни слова не говоря, лакей подхватил сумку Джоселин и исчез в доме, словно ему на голову вылили ушат холодной воды.
Джоселин заставила себя остаться на месте, когда к ней подошел высокий чернокожий мужчина. Он показался ей человеком без возраста. И только в печальных глазах сквозила тревога, словно он целую вечность не знал покоя. Джоселин предположила, что ему далеко за тридцать.
– Я… я – Джоселин Толливер, и…
– Я знал, что вы приедете. – Его голос на этот раз прозвучал мягко. У него была необычная речь, но Джоселин затруднялась определить, что именно было необычным. – Меня зовут Рамис. Она поклялась, что оградит вас от этого, но я знал, что вы приедете к ней.
– Значит, я не заблудилась? – Чувство облегчения смешалось с чувством тревоги. – Моя мама…
В глазах Рамиса она прочла подтверждение своей догадки.
– Хорошо, что вы приехали. Пойдемте, – он предложил ей руку, – я провожу вас.
Но он не повел ее в дом через парадный вход. Они обошли вокруг дома и через черный вход попали на кухню. Люди, работавшие там, как-то странно посмотрели на Джоселин, но не сказали ни слова, когда Рамис повел ее по черной лестнице на второй этаж. Даже сюда доносились приглушенные звуки веселья. Открыв дверь, они оказались в холле, украшенном картинами и безделушками в восточном стиле.
– Я не уверена, что… – Джоселин замолчала, увидев женщину, на которой из одежды не было ничего, кроме корсета и панталон.
Женщина улыбнулась, словно встречать незнакомых людей в нижнем белье было для нее обычным делом.
– Добрый вечер, – сказала она и, не ожидая ответа, направилась через холл к центральной лестнице.
– Она забыла одеться! – прошептала Джоселин. Рамис кивнул и тихонько подтолкнул ее вперед.
– Сюда, пожалуйста. – Он подошел к богато украшенной двери из красного дерева в конце холла. – Если пожелаете, я могу войти вместе с вами.
Джоселин колебалась. Неудобно просить незнакомца сопровождать ее. Она оглянулась на холл, где встретила полураздетую женщину. Безумство стоять перед дверью умирающей матери и слышать музыку, смех и громкие пронзительные звуки несмолкающего празднества. Джоселин много раз представляла себе свой приезд в Лондон, но о таком она даже подумать не могла. Этому должно быть какое-то объяснение. Мать все приведет в порядок. Джоселин немного приободрилась от такой мысли. Мать поправится, и все встанет на свои места.
– Нет, я пойду одна. – Не дожидаясь ответа Рамиса, она расправила плечи, готовясь к худшему, и взялась за ручку двери.
Дверь легко открылась, и Джоселин вошла в комнату, не обращая внимания на бешеный стук сердца.
Она на мгновение задержала дыхание и бросилась к кровати. В огромной спальне мать показалась ей гораздо меньше, чем она помнила ее. Прошло девять долгих месяцев с момента их короткого путешествия в Шотландию. Мать всегда была такой энергичной и красивой, что все остальное рядом с ней просто меркло. Сейчас казалось, что болезнь выпила из нее все соки. Лицо приобрело восковой оттенок и страдальческое выражение. Мать словно подменили кем-то другим, но знакомые черты все же угадывались в этом изможденном лице. Джоселин любила ее больше всего на свете.
Она была здесь совсем одна, рядом не было ни врача, ни сиделки. Глаза матери были закрыты. От