Сара вынула еще три булочки и положила их девочке на колени.
«Она голоднее меня, — сказала она про себя. — Она просто умирает с голоду».
Но рука ее задрожала, когда она клала четвертую булочку.
«Я же не умираю», — сказала себе Сара и положила пятую булочку.
Маленькая лондонская дикарка хватала и жадно жевала; она так изголодалась, что даже не поблагодарила Сару, когда та повернулась, чтобы уйти. Ведь ее не учили манерам. Это был просто бедный маленький зверек.
— Прощай, — молвила Сара.
Перейдя улицу, она оглянулась. Держа в каждой руке по булочке, девочка вдруг перестала жевать и посмотрела на нее. Сара кивнула ей — девочка устремила на нее недоумевающий взгляд, а потом дернула в ответ лохматой головой. Она долго смотрела вслед Саре, пока та не скрылась из виду.
В эту минуту хозяйка подошла к окну булочной.
— Господи, помилуй! — вскричала она. — Да эта девочка отдала булочки нищенке! А ведь сама была так голодна. Хотела бы я знать, почему она это сделала!
Хозяйка в раздумье постояла у окна. Любопытство ее одолело. Она подошла к двери и заговорила с нищенкой.
— Кто тебе дал эти булочки?
Девочка кивнула в сторону уходящей фигурки.
— А что она сказала? — спросила хозяйка.
— Спросила, хочу ли я есть, — отвечала девочка хрипло.
— А ты что ответила?
— «Еще как!»
— Тогда она вошла, купила булочки и дала тебе, да?
Девочка кивнула.
— Сколько ж она тебе дала?
— Пять.
Хозяйка задумалась.
— Себе оставила всего одну, — проговорила она тихо. — А могла бы все шесть съесть — я по глазам видала.
Она поглядела на мелькавшую вдали маленькую фигурку в изношенном мокром платье. Странное беспокойство овладело ею.
— Как жаль, что она так быстро ушла, — сказала хозяйка. — Я бы ей целую дюжину булочек дала, клянусь Богом!
Она повернулась к нищенке.
— Ты еще голодна? — спросила она.
— Я всегда голодна, — ответила та, — только теперь не так сильно.
— Зайди ко мне, — сказала хозяйка и открыла дверь булочной.
Девочка встала и нерешительно вошла. Ее приглашали в теплую лавку, полную хлеба! Нет, это было невероятно. Она не знала, что сейчас будет, но ей было все равно.
— Садись, погрейся, — сказала хозяйка, указав на огонь, пылавший в камине в задней комнате. — Слушай! Когда будешь голодна, ты всегда можешь прийти сюда и попросить ломоть хлеба. Клянусь Богом, я тебе всегда его дам — ради той девочки, что здесь была.
Последняя булочка немного утешила Сару. Все лучше, чем ничего, к тому же булочка была, по крайней мере, горячая. Сара на ходу отламывала от нее по кусочку и медленно жевала, чтобы подольше продлить удовольствие.
«Что, если эта булочка волшебная, — говорила она про себя, — и каждый кусочек это целый обед. Так я, пожалуй, объемся».
Уже совсем стемнело, когда Сара добралась наконец до площади, где находился пансион для благородных девиц. В домах уже горели огни. В окнах комнаты, где ей нередко удавалось увидеть членов Большой семьи, еще не спустили шторы. Обычно в это время дня джентльмен, которого Сара называла про себя мистером Монтморенси, располагался в большом кресле, а вокруг теснились дети — кто сидел у него на коленях, кто мостился на ручках кресла, кто стоял, прислонясь к его плечу, и все они болтали и смеялись. Но на этот раз, хотя все были в комнате, мистер Монтморенси в кресле не сидел. В комнате царила суматоха. Мистер Монтморенси, судя по всему, собирался в дорогу. У подъезда стояла карета с привязанным сзади вместительным чемоданом. Дети теснились вокруг отца, болтали и жались к нему. Мать стояла рядом и что-то говорила, словно задавала мужу последние вопросы. Сара постояла перед окном, наблюдая, как мистер Монтморенси поднимал и целовал малышей, а потом нагнулся и расцеловал старших детей.
«Интересно, надолго ли он едет, — думала Сара. — Чемодан вместительный. Ах, как они будут без него скучать! Мне тоже будет без него скучно — хоть он и не подозревает о моем существовании».
Когда дверь отворилась, Сара, вспомнив о поданной ей монете, отошла в сторону. Ей было видно, что мистер Монтморенси вышел из дверей и остановился со старшими детьми на пороге. Теплый свет, падавший из холла, освещал всю группу.
— А в Москве теперь снег? — спросила девочка по имени Джэнет. — И все заледенело?
— Ты будешь ездить на дрожках? — спросил еще кто-то из детей. — А царя ты увидишь?
— Я буду вам писать обо всем, что увижу, — отвечал мистер Монтморенси со смехом. — Пришлю вам открытки с изображением мужиков и всего прочего. Ну, а теперь бегите в дом. Вечер ужасно сырой. Я бы охотнее остался с вами, чем ехать в Москву. До свиданья! До свиданья, голубчики! Да хранит вас Господь!
И он сбежал по ступенькам и прыгнул в карету.
— Если найдешь девочку, передай ей от нас привет, — закричал Гай Клэренс и запрыгал на коврике у порога.
А потом они вошли в дом и закрыли за собой дверь.
— Нора, ты видела «девочку, которая не нищая»? — спросила Джэнет, когда все вернулись в дом. — Она была такая замерзшая! Я заметила, что она стоит и смотрит на нас. Мама говорит, что платье ей, верно, отдал кто-то богатый, но оно уже совсем износилось. Ее вечно куда-то посылают в такую ужасную погоду! И даже по вечерам!
Сара перешла на другую сторону сквера и, дрожа от холода и усталости, подошла к пансиону.
«О какой это девочке они говорили? — думала она. — Кого он ищет?»
Она спустилась по ступенькам, ведущим в кухню, прижимая к себе корзинку, которая казалась ей такой тяжелой. А мистер Монтморенси спешил в это время к поезду, который должен был отвезти его в Москву, где он собирался искать пропавшую дочку капитана Кру.
ГЛАВА 14
Что видел и слышал Мельхиседек
В тот же день, пока Сары не было дома, на чердаке происходило что-то странное. Один лишь Мельхиседек все видел и слышал, но он так перепугался, что поскорей убежал в свою норку и притаился там, дрожа от страха, и лишь иногда выглядывал украдкой. Ему было любопытно узнать, что же происходит.
Когда рано утром Сара ушла, на чердаке стало тихо, только дождь мерно стучал по крыше и оконному стеклу. Мельхиседек совсем заскучал; но когда дождь перестал и воцарилась полная тишина, он решил выйти на разведку, хотя опыт ему и подсказывал, что Сара еще не скоро вернется. Он побегал по чердаку, обнюхивая все уголки, и нашел корочку, непонятно как сохранившуюся от его последнего ужина, как вдруг на крыше раздался какой-то шум. Он замер и с бьющимся сердцем прислушался. Шаги! Вот они приближаются… они уже у окна! Окно тихо отворилось. В комнату заглянул темнолицый человек; за ним виднелся другой. Два человека молча стояли на крыше, осторожно и с интересом приглядываясь. Они явно собирались влезть в комнату через окно. Один из них был Рам Дасс, а второй, молодой, служил у индийского
