пожилой священнослужитель, чтобы с точностью определить, что привело ее в монастырь. Случалось так, что, пристально посмотрев на ребенка, она говорила, что не стоит распаковывать вещи. И она редко ошибалась. С этой женщиной, казалось Майклу, можно говорить не таясь о чем угодно.
— Я была слишком молода. — Ее слова прозвучали как признание. — Мне не следовало спешить. Но в мое время молодежь раньше достигала зрелости, в семнадцать лет мы чувствовали себя взрослыми, поэтому, возможно, в раннем вступлении в монастырь и был смысл. Сейчас пора взросления растянулась на неопределенное время. Среди моих друзей есть такие, которым давно перевалило за тридцать, а они все еще учатся в университете. Нынешние молодые люди редко имеют четкое представление о том, что же они хотят от этой жизни, и лет до двадцати шести обходятся без устоявшегося мировоззрения… До Второго Ватиканского собора, — заметила она, — шестнадцать лет было вполне приемлемым возрастом для принятия пострига, если только послушник не страдал умственными расстройствами. Единственным непреодолимым препятствием было его внебрачное происхождение. — Настоятельница прочла, его взгляд. — Разумеется, мы не кричали на всех углах: «Нет — ублюдкам!» — При слове «ублюдок» Майкл поперхнулся, матушка продолжала как ни в чем не бывало: — Объяснялось это тем, что у них не было устойчивых семейных уз. Немаловажной для ордена была также привлекательная внешность кандидата.
— Внешность? Вы шутите?
— Отнюдь. Вам не пришлось бы рассчитывать на то, что вам доверят заниматься просветительской или педагогической деятельностью в ордене, будь у вас, скажем, на лице родимое пятно. Объясняется это очень просто — отныне вы будете являться лицом общины.
— Радует то, что сейчас мы имеем возможность как следует присмотреться к послушнику, прежде чем принять его в свои ряды.
Матушка Эммануэль кивнула.
— Для нас это очень важно. Сколько поломанных судеб могла бы спасти грамотная консультация психоаналитика. Две-три сессии, и специалист, потянув за ниточку, извлекает на свет божий такие застарелые проблемы, которые могли остаться незамеченными вплоть до самого обращения. Вы не представляете, какой личной трагедией при этом нередко оборачивается наш отказ. И для послушника плохо, и для нас ничего хорошего.
— И все-таки не думаю, что психология — панацея, — с грустью сказал отец Майкл. — Она способна определить, здоров ли человек психически, и подтвердить, что он не бежит от своих проблем, находя убежище в монастыре. Она может охарактеризовать его взаимоотношения с другими людьми. Но, к сожалению, психологи — не ясновидящие. Кто беседовал с сестрой Гидеон?
Матушка Эммануэль снова заглянула в папку.
— Маловероятно, что вы сможете связаться с кем-то из них. Одни навсегда покинули орден, другие миссионерствуют в далеких странах. Еще двух прибрал Господь. Что касается меня, до недавнего времени я не знала ее лично. Будучи воспитанницей нашей школы, девочка рано обнаружила интерес к религиозной жизни, поэтому у нее не было сомнений относительно выбора жизненного пути. Она уже принадлежала Церкви: соблюдала установленные порядки, обет молчания, например. В четыре часа, когда заканчивались занятия, она переодевалась в черное монашеское платье и белое покрывало послушницы, готовящейся к вступлению в орден. В ту пору настоятельницей монастыря служила матушка Джозеф. Ей давно полагалось уйти на заслуженный покой, но энергия в ней била ключом, и, кроме того, специалистов с педагогической квалификацией катастрофически не хватало. — Она подняла взгляд и пожала плечами. — Как представителя старшего поколения ее, вероятно, меньше, чем следовало бы, интересовали передовые методы работы с молодежью.
— Где ее можно найти?
— В Сассексе, в интернате для престарелых монахинь. Монахини ордена хорошо о них заботятся. В нашем монастыре сестры, как правило, живут до конца своих дней, но она нуждается в особом уходе. Я пыталась связаться с ней по телефону, чтобы поговорить о сестре Гидеон, но из этого ничего не вышло. Она прекрасно помнит то, что произошло пятьдесят лет тому назад, а вот то, что произошло четырнадцать лет назад, — увы, нет. Так часто бывает у стариков.
— Почему бы мне не навестить ее?
В ее взгляде отразилось сомнение.
— Читаете мои мысли? Не слишком ли навязчиво с моей стороны просить вас о таком одолжении? К слову сказать, чем больше мы углубляемся в это дело, тем запутаннее оно кажется. — Она сцепила руки, по сухости ее тона священник понял, насколько трудно ей было обратиться к нему с подобной просьбой. — В таких случаях мы не можем полагаться на собственные силы. Я могла бы обратиться к старому отцу Мартину. — Она метнула на него быстрый несчастный взгляд. — Хотя, кроме вас, у меня нет такого человека, кому бы я могла довериться.
— Вам не нужно просить меня, — ответил он. — Ведь я сам предложил свою помощь.
— В который раз вам придется пожертвовать ради нас своим собственным временем, а ведь вы и так для нас сделали немало.
— Пусть вас это не тревожит, — беспечно возразил он. — Все мое время посвящено работе над книгой, так что никто не будет возражать, если я возьму двухдневный отпуск. — Он усмехнулся. — Устрою себе небольшой отдых.
— Вряд ли ваша поездка будет похожа на отдых, — сочувственно произнесла матушка Эммануэль. — Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность. Но, знаете ли, есть одна маленькая проблема… Ума не приложу, где взять денег на путевые расходы. Сассекс находится довольно далеко отсюда, а у нас нет фондов на финансирование поездок…
— Я сам оплачу все расходы, — заверил он.
Аббатиса не знала, то ли отклонить его предложение из соображений вежливости, то ли принять и благодарить его за великодушие.
— Но, отец Майкл, поймите, я не могу настолько злоупотреблять вашей добротой.
— Пустяки. Речь идет лишь о стоимости билета на поезд, ночь туда, ночь обратно. Много лет назад после смерти моей матери все имущество семьи отошло в пользу ордена. Я не думаю, что казначей откажет мне в такой мелочи, как небольшая сумма денег на благое дело. Уверен, с этим не возникнет никаких проблем. — Его губы растянулись в вежливой улыбке. — Причина кажется мне более чем веской.
— Да уж. — Матушка Эммануэль откинулась на спинку стула. — Знаете, отец Майкл, не перестаю удивляться чудесам, которые творит Господь. Еще утром я ломала голову над тем, как лучше решить эту проблему, и ничего не смогла придумать. Вы ниспосланы нам Божьей милостью. Вы — бескорыстный человек, вы не жалеете для нас ни денег, ни времени.
Отец Майкл посмотрел на нее с уважением и неподдельным восхищением: редкий человек обладает такой скромностью, как она, ведь она даже не намекнула на свое участие в этой истории.
— Я отправляюсь завтра же, — решил он. — А что насчет школы? Возможно, кто-нибудь из сестер вспомнит ее.
— Если они и живы, то они скорее всего с миссией в Гватемале. Наша школа была закрыта много лет назад. Резкое уменьшение числа новообращенных навело нас на мысль о необходимости расширить сферы влияния ордена. Было принято решение сконцентрировать внимание на миссионерской деятельности. Содержание школьного здания влетало в копеечку. — Она цокнула языком. — Хотя расстаться с ней было очень жаль. Работы учеников должны храниться в течение установленного правилами срока. Вы не поверите, они до сих пор лежат в подвале в коробках из-под чая. — Она снова открыла папку. — Прежняя воспитательница, принимавшая Сару Грейлинг, удалилась в мир иной, упокой Господь ее душу. Но мне посчастливилось найти вот это. — Она передала ему в руки документ с тонкими желтыми страницами. — Это — характеристика Сары, составленная для рассмотрения ее прошения о вступлении в орден. Такая характеристика в обязательном порядке представляется совету из восьми монахинь под председательством отца-провинциала. При этом воспитательница, в чьи обязанности входит составление такой характеристики, не имеет права голоса.
Этот любопытный документ оказался неожиданно содержательным, предмет характеристики был обозначен кратко — буквами «С. Г.». Отец Майкл ознакомился с текстом, бегло просматривая одну страницу и внимательно читая другую.
