вместе с ними нашли кое-что еще. Но об этом знают не многие. — Датчанин указал на темный южный трансепт. — Оно находится там, в сокровищнице, причем уже очень давно.
— И вы хотели, чтобы Зовастина ушла, прежде чем взглянуть на это «кое-что»?
— Можно сказать и так. — В руке датчанина появился ключ. — Вот наш входной билет.
— Ты понимаешь, что задача, которую поставила перед собой Кассиопея, может оказаться ей не по зубам?
Торвальдсен тяжело опустил голову.
— Еще как понимаю.
Малоуну нужно было время, чтобы подумать, поэтому он посмотрел в сторону южного трансепта и спросил:
— Ты знаешь, что делать с тем, что там находится?
Торвальдсен помотал головой.
— Я — нет, но у нас есть кое-кто, кому это, возможно, известно.
Малоун озадаченно смотрел на датчанина.
— Хенрик считает, — вступила в разговор Стефани, — и Дэвис, похоже, согласен с ним в том, что…
— Это Эли, — сказал Торвальдсен. — Мы думаем, он все еще жив.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
57
Винченти вышел из вертолета. Перелет от Самарканда занял около часа. Хотя по Ферганской долине на восток уже протянулись новые автострады, его поместье располагалось дальше к югу, на территории бывшего Таджикистана, поэтому путешествие по острову было самым быстрым и безопасным способом добраться до поместья.
Он выбирал земельный надел с большим тщанием, высоко в горах. Никто не задавал ему вопросов относительно причин столь странного выбора, даже Зовастина. Сам же Винченти лишь сказал, что ему надоела плоская и промозглая Венеция, вот он и купил двести акров поросшей лесом долины и горной местности в таджикском Припамирье. Это будет только его мир. Здесь его никто не увидит и не услышит. Здесь, в окружении слуг, он будет сидеть, словно на командной высоте, в центре земли, некогда дикой, а теперь ухоженной, словно к ней одновременно прикоснулись Италия, Византия и Китай. Поместье он назвал «Аттико».
Подлетая к нему на вертолете, Винченти заметил, что главный вход теперь украшает изысканная каменная арка, увенчанная его гербом. От его взгляда не укрылось и то, что строительные леса вокруг особняка стали выше, а отделка внешних стен близится к завершению. Работы шли медленно, но безостановочно, и он испытал огромную радость, когда строительство стен было наконец завершено.
Пригибаясь под вращающимися лезвиями лопастей, Винченти выбрался из вертолета и прошел через сад, который велел разбить на горном склоне, чтобы поместье приобрело сходство с английской загородной усадьбой.
Питер О'Коннер встретил его на неровном каменном полу задней террасы.
— Все в порядке? — спросил Винченти своего помощника.
О'Коннер кивнул.
— Тут у нас никаких проблем.
Винченти задержался на террасе, переводя дыхание. Далекие горные пики, возвышающиеся уже на территории Китая, стояли в венцах из грозовых облаков. Небо над долиной патрулировали вороны. Винченти расположил свой замок таким образом, чтобы вид из него был идеальным. Насколько сильно все здесь отличалось от Венеции. Никаких зловонных миазмов, только кристально-чистый воздух. Ему говорили, что весна в Азии необычайно теплая и сухая, и он был рад в том, что это оказалось правдой.
— Что Зовастина? — спросил он.
— В данный момент она покидает Италию, причем еще с одной женщиной — смуглокожей, привлекательной. На таможне она назвалась именем Кассиопея Витт.
Винченти ждал, зная, что у дотошного О'Коннера в запасе дополнительные сведения. Так и оказалось.
— Витт живет на юге Франции и в настоящее время финансирует реконструкцию средневекового замка. Масштабный и дорогостоящий проект. Ее отец являлся владельцем нескольких производственных концернов в Испании. Это был гигантский конгломерат. После его смерти она унаследовала все.
— Что она собой представляет? Что за человек?
— Мусульманка, но не фанатичная. Прекрасно образована: ученые степени в области истории и инженерных наук. Тридцать восемь лет. Не замужем. Вот, собственно, и все, что мне пока удалось узнать об этой особе. Вам нужно больше?
— Не сейчас, — отмахнулся Винченти. — Есть какие-нибудь идеи относительно того, что она делает рядом с Зовастиной?
— Моим людям пока не удалось выяснить это. Женщина вышла из собора вместе с Зовастиной, и они отправились прямиком в аэропорт.
— Зовастина возвращается сюда?
— Да, — кивнул О'Коннер, — и должна прилететь через четыре или пять часов.
Глядя на своего помощника, Винченти видел, что у того есть что-то еще.
— Наши люди предприняли попытку ликвидировать Нелле. Одного снял снайпер с крыши, второму удалось бежать. Похоже, Нелле была готова к нападению.
Эта новость Винченти не понравилась, однако сейчас важнее было другое. Он уже прыгнул с утеса, и карабкаться обратно было слишком поздно. Винченти вошел в дом.
Год назад он закончил заниматься убранством особняка, потратив миллионы на роспись, лакированную мебель, облицовку стен и произведения искусства. Однако при этом он настоял, что комфорт не должен быть принесен в жертву роскоши, поэтому в особняке был и домашний кинозал, и удобные кабинеты, и уютные спальни, и бани с купальнями и бассейнами, и сад. К сожалению, до сегодняшнего дня ему удалось провести здесь всего несколько чудесных недель в окружении заботливых слуг, которых О'Коннер подбирал лично. Но скоро этот дом превратится в его личное убежище, где он сможет наслаждаться жизнью и предаваться высоким размышлениям. Готовясь к этому долгожданному моменту, Винченти снабдил дом самыми современными системами связи, безопасности и тайных ходов.
Он прошел через расположенные французской анфиладой комнаты первого этажа, в каждой из которых царила тень, прохлада и пахло весной. Из утонченного атриума на второй этаж вела мраморная лестница. Он поднялся наверх.
На потолке красовалась роспись, в символической форме изображающая победоносный марш гуманитарных наук. Эта часть дома в наибольшей степени напоминала ему Венецию, хотя из высоких окон открывался вид не на Большой канал, а на Памир. Конечной целью его путешествия являлась закрытая
