Казалось, Натали внезапно глотнула чистого воздуха — лицо ее изменилось.
— Давай собьем этот потолок. Откроем крышу. Пусть в нашей кухне будет потолок, как в соборе.
Я воткнул сигарету в тарелку.
— Думаешь, из этого что-нибудь получится? — спросил я. Действительно, снаружи крыша казалась очень высокой и даже остроконечной, Там что-то должно быть.
Между низким потолком и высокой крышей. Но что?
Вот так и получилось, что уже через час, слегка за полночь, мы с Натали вовсю били по потолку мотыгами, которые притащили из старого, заросшего цветника и огорода Агнес. Стояли, подняв мотыги высоко над головой, и били ими по потолку. Он отваливался большими кусками. Причем волосатыми.
— Алебастр с конским волосом, — пояснила Натали. — Сейчас уже такой материал не используют.
Следующие несколько часов мы действовали молча и жмурились, когда алебастр сыпался прямо на нас. В лестницах нужды не было: потолок был достаточно низким, чтобы достать до него мотыгами. Чтобы столкнуть обломки со стропил, мы швыряли в них кастрюли и сковородки. Было здорово вдыхать алебастровую пыль; нам нрави-лось откашливаться, прочищая горло, и плевать на пол; вид покрытых белой строительной пылью рук вдохновлял. Поражала сама необычность обычного.
Только что мы сидели за грязным кухонным столом и жаловались на свою жизнь, и вот уже с помощью тяжелых предметов изменяем архитектурный облик дома. А это уже путь к свободе. Куда более надежный, чем попытки ню-хать клей.
Для того чтобы убрать весь потолок, нам не потребовалось много времени. Один хороший удар мотыгой, и алебастр начинал отваливаться уже не хлопьями, а целыми листами, огромными кусками. Изоляционный слой или вываливался сам, или мы отрывали его своими совершенно белыми руками. Он действительно походил на волос. Казалось, что весь потолок сделан из органических материалов — конского волоса, человеческих волос, кусков ко-сти. На ум приходило какое-то мумифицированное, мутировавшее существо.
К рассвету мы оказались по колено в обломках. Ку-хонный стол, поверхность холодильника, плита, раковина — все вокруг покрыл толстый слой грязно-белой пыли и обломков.
Да уж, утром все проснутся и сонно потопают в кух-ню, чтобы выпить стакан воды или апельсинового сока. То-то будет удивления!
— Хоуп умрет на месте, — предположила Натали. — И папа. Он сойдет с ума. А потом должен будет дать нам де-нег, чтобы все это закончить.
— Да-а-а, — протянул я, — это будет здорово.
Мне мысль понравилась, потому что, помимо ремонта, мы могли истратить эти деньги на «Макдоналдс» и пиво. А кроме того, просто будет весело смотреть на все-общий ужас.
Или, во всяком случае, так нам казалось.
Утром, как обычно, доктор в одном белье спустился вниз. Как обычно, прошел к холодильнику, чтобы дос-тать апельсиновый сок. Необычным было лишь то ко-личество мусора, через которое ему приходилось переступить, чтобы открыть дверцу. А еще необычным было то, что в семь утра мы с Натали оказались не только на ногах, но и все в работе. И все же он казался совершенно невозмутимым.
— Доброе утро, — поприветствовал он нас хрипловатым, слегка сонным голосом.
— Привет, пап!
—Доброе утро, — поздоровался я.
— Вижу, у вас здесь большие творческие планы, — как бы между прочим заметил он, словно застал нас с Натали за плетением макраме какого-то сложного рисунка,
— И каково же твое мнение? — поинтересовалась На-тали, сломанными ножками от гладильной доски пытаясь отодрать особенно непослушный кусок над дверью в сарай.
— Считаю, что вы создали очень впечатляющий бес-порядок, — оценил он. Перенес пачку сока к буфету и до-стал стакан. Прежде чем налить сок, внимательно изучил его на предмет признаков жизни.
— И что, это все? — Натали казалась явно разочарованной. Она так ждала бурной сцены. Причем такой, которая могла бы закончиться некоторой суммой денег.
— Ну, — заметил доктор, — хочется надеяться, что потом вы обязательно наведете здесь порядок, как и подобает взрослым людям.
Натали заявила, что нам нужны деньги, поскольку мы собираемся воздвигнуть новый потолок, как в соборе, а для этого нужны деньги.
Он поинтересовался, сколько именно. В то время с деньгами было не очень густо, потому что двое из пациен-тов закончили лечение.
— Пару сотен.
—Двести долларов! — взревел Финч и сунул свой уже пустой стакан в гору тарелок, сковородок и пустых ко-робок из-под молока, целую неделю копившуюся в ра-ковине.
Натали начала изображать любимую дочку:
— Ну же, пап! Тебе понравится новая кухня. Пожалуйста! Неужели ты не выделишь своей самой младшей, са-мой любимой, самой красивой дочери какую-то пару сотен долларов? — Она игриво похлопала ресницами.
Это, как всегда, подействовало.
Доктор пообещал нам деньги и пошел наверх одеваться. Натали отодвинула от стола стул, счистила с него мусор и тяжело села.
Мы были грязны и измучены, но чрезвычайно довольны.
— Было здорово, — заметила Натали таким тоном, словно мы только что закончили заниматься сексом.
Да. Но что дальше?
Вплотную встала проблема мусора. И сам потолок, и изоляция теперь оказались на полу и всех других горизонтальных поверхностях, образовав сплошной слой в три дюйма толщиной. Для того чтобы все убрать, потребуется ровно столько же времени, сколько ушло на саму работу.
Натали содрала с коленки корку, обнажив маленькую розовую ранку.
— Мы вытащим все на улицу и забросим за сарай.
— Когда?
— Потом.
— А что мы будем делать сейчас?
— Пойдем спать.
Я проснулся днем, около четырех. Словно пьяный, вышел из комнаты и поплелся по коридору в кухню. Агнес мыла тарелку под краном. Потом вытерла ее фартуком и поставила в шкаф. Потом пробралась через кучи мусора к холодильнику. Открыла дверцу и, ссутулившись, начала изучать наклейки на банках с приправами.
— У нас в доме никогда нет пряного соуса, — ворчливо заметила она. — Кто съедает весь соус?
Я что-то не мог вспомнить, что когда-нибудь видел в холодильнике соус.
— Может быть, его съедает Хоуп, — предположил я.
— Ах уж эта Хоуп, — проворчала она — могла бы и другим оставить.
Агнес взяла свой кошелек, громоздившийся на куче посуды на столе.
— Я сбегаю в магазин и куплю новую банку. Если кому- топотребуется чистая тарелка, смотрите в буфете. — С эти ми словами она вышла через дверь кухни.
Я поднялся наверх и забарабанил в дверь комнаты Натали:
— Вставай, вставай, вставай.
Она открыла дверь, завернувшись в простыню, и, зевая, поинтересовалась, который час.
— Уже поздно.
— Что делается в кухне?
— Агнес вымыла тарелку, — ответил я.
Она снова зевнула.
— О!
— Мне кажется, нам пора идти работать, — заметил я.
