пресс-папье с выгравированным логотипом какого-то фирменного лекарства. Или банкноту в пять долларов, которую я мог потратить здесь же, внизу, в аптеке, где тогда еще продавали газировку. Причем глаза его свер-кали так, словно он обещал и еще подарки, потом, чуть позже; всегда казалось, будто он прячет за спиной какой-то приятный сюрприз.
Каждую субботу я ездил вместе с родителями в нашем коричневом «додж-аспене» в Нортхэмптон. Родители всю дорогу курили сигарету за сигаретой. Мама иногда отпускала какие-нибудь замечания, например, что у отца из ушей пахнет навозом. А он иногда замечал, что она вонючая сучка или что-нибудь в этом роде. Помимо этого не произносилось ни слова.
Сначала они заходили к доктору по очереди: первым отец, за ним мама. Потом вместе. Процесс занимал целый субботний день, а обратный путь обычно пролегал через «Макдонаддс». Родители не заказывали там ничего, зато я — двойную порцию всего. Оба они смотрели, как я ем, и время от времени предупреждали:
— Не подавись, ты слишком быстро глотаешь.
Пока родители торчали у доктора Финча, я сидел на плетеном диване и разговаривал с секретаршей доктора, которую звали Хоуп. У нее были высокие скулы, как у индийской принцессы, и невероятно густые, длинные, прямые черные волосы, которые она иногда стягивала в «конский хвост» и скрепляла кожаной заколкой в форме бабочки. Хоуп носила узкие черные брюки и вязаные кофты, даже летом. И обязательно какое-нибудь интересное украшение: или брошку в виде слона, или сережки в виде божьих коровок, или серебряный браслет из двух собак, старающихся поймать друг друга за хвост.
А у вас есть белая шапочка? — спросил я.
Она улыбалась:
Что ты имеешь в виду? Морскую фуражку?
— Нет, — отвечал я. — Шапочку, какие носят регистраторши у настоящих докторов. Ну, например, в больнице в Спрингфилде, куда я езжу делать уколы, они в белых шапочках, как медсестры.
Хоуп засмеялась:
— Ах, вот что! Да нет, я не такая регистраторша. У нас здесь все не официально, разве не видишь?
Она протянула руку через стол и поправила лампу в виде белого шара.
А вам нравится работать у него? — поинтересовался я в надежде выведать какие-нибудь подробности.
Я с удовольствием работаю на папу.
Так он ваш отец?
А ты разве не знал?
Нет.
Темно-синий пиджак для маленького мальчика Ч.2
Хоуп встала со своего места и села на диванчик рядом со мной.
Да, доктор Финч — мой отец. Поэтому я здесь и работаю. Ни за что не стала бы работать ни с одним другим врачом.
А я ни за что бы не смог работать с отцом. Нам едва удается вместе вывезти мусор, А у вас есть братья или сестры?
Хоуп снова рассмеялась:
— Можно сказать, что так. — Она подняла голову, вытянула левую руку и начала загибать пальцы: — Значит, так. Кэйт, я, Энн, Джефф, Вики и Натали — мы биологические дети папы и Агнес. Плюс папин приемный сын, Нейл Букмен. Так что, как видишь, всего семеро.
Меня внезапно охватила зависть.
И вы живете все вместе?
Не совсем. Кэйт живет неподалеку — за углом — со своей дочкой. Энн тоже живет отдельно, только с сыном. Джефф - в Бостоне. Вики — с друзьями. А вот
Натали много бывает дома. Я живу дома, с родителями.
Кроме того, у нас есть кот и собака. Ну и, конечно, мама и папа. Так что в номере шестьдесят семь всегда кто-то есть.
Что такое номер шестьдесят семь?
Дом № 67 по Перри-стрит. Мы там живем. Обязательно как-нибудь заезжай вместе с родителями. Тебе наверняка будет интересно.
Я признался, что всегда мечтал побывать в гостях у настоящего доктора. Воображение уже рисовало дорогие ковры, мраморные полы, колонны, тянущиеся на сотни футов. Перед домом наверняка бьют фонтаны, а кусты подстрижены в форме животных.
Послушай, а ты не хочешь кока-колы? — поинтересовалась Хоуп.
С удовольствием.
Хоуп вытащила из стола сумочку, а из нее кошелек. Протянула мне пять долларов.
— Беги вниз, а потом по улице — в магазин О’Брайена. И заодно купи себе шоколадку.
Когда я вернулся, Хоуп сидела за столом и печатала на листке, который уже успела вставить в черную механическую машинку.
— Если мы хотим, чтобы нам платили, — объяснила она, — то должны держать в порядке страховые бланки. В офисе врача всегда полно работы.
Я почувствовал угрызения совести — ведь я отнял у нее так много времени; из-за меня она не успеет сделать, что положено.
Извините, мне не стоило отнимать у вас так много времени. — Я поставил на стол бумажный пакет с банками кока-колы и отдал ей сдачу,
Не глупи, — ответила она, — Ты вовсе мне не мешал. Мне куда приятнее говорить с тобой, чем заполнять дурацкие страховые бумаги.
Она вытащила лист из машинки и положила его на стол, потом залезла в пакет, достала банку и потянула за колечко.
— Работа никуда не убежит.
Зазвонил телефон. Хоуп сняла трубку и сразу заговорила таким гладким профессиональным голосом, как будто на голове у нее белая медицинская шапочка.
— Кабинет доктора Финча, — произнесла она. Потом с минуту послушала. — Прошу извинить, но доктор занят с пациентом. Что ему передать? — Она подмигнула мне.
Мы сидели рядом на диванчике, и Хоуп расспрашивала меня о нашей семье:
А как живется в вашем доме?
Не знаю, — ответил я. — Я люблю у себя в комнате заниматься своими делами.
Мне нравится твое колечко. —- Она показала на мою руку.
— Спасибо. Оно из Мексики. Настоящее серебро.
Очень красивое.
Спасибо.
У меня есть похожее.
Правда?
М-мм, х-мм, — промычала она. Потом показала кольцо на левой руке: — Видишь?
Оно было почти в точности как мое, только не такое блестящее.
Хотите, я вам его отполирую?
А ты умеешь?
Конечно.
Она сняла кольцо и протянула мне.
— Держи. Можешь привезти его в следующий раз, когда родители приедут на прием.
Я-то предложил всего лишь почистить его своей рубашкой.
