ужаса, что вот сейчас-то его и обнаружат. Но он по-прежнему не был трусом, хотя теперь, после того как смерть прошла совсем рядом с ним, жизнь стала для него особенно привлекательной.
Солдаты вели поиск кругами. Барни слышал, что они приближаются к нему. Еще мгновение, и он будет обнаружен. У него мелькнула мысль, не броситься ли к забору. Он уже изготовился к прыжку и последующей быстрой перебежке через открытое пространство, под носом у солдат, которые еще допрашивали мародера. Но тут он вспомнил о люке под ногами. Прекрасное убежище, по крайней мере, пока не уйдут солдаты!
Барни наклонился, поднял тяжелую крышку и сдвинул ее в сторону. Он не мог определить, насколько глубока черная яма внизу. Наверное, она предназначалась для хранения каменного угля. У Барни не было возможности проверить это, он мог только спуститься вниз, в бездну, потому что наверху была смерть, а внизу — шанс на спасение.
Солдаты были совсем рядом, когда Барни нырнул в люк. Некоторое время он висел, вцепившись руками в край отверстия, а его ноги болтались в воздухе. Какое расстояние до дна? Барни услышал топот тяжелых сапог почти над головой и тогда закрыл глаза, разжал руки и прыгнул вниз.
4
ГОНКА ДО ЛУТЫ
Барни упал всего на четыре-пять футов. Под ногами у него оказался скользкий кирпичный пол, на два-три дюйма залитый водой. Он слышал, как солдаты прошли над его головой, и понял, что в темноте они не заметили люка.
Несколько минут беглец оставался в неподвижности, потом звуки наверху прекратились, и Барни начал искать способ выбраться. С двух сторон шли гладкие округлые стенки, на двух других имелись отверстия фута в четыре диаметром, из которых капала вода.
Барни понял, что свалился в канализационную трубу. Выбраться тем же путем, каким он попал сюда, не представлялось возможным — он не сумеет подскочить вверх со скользкого вогнутого пола на такую высоту. Если же двигаться вперед, то еще неизвестно, в каком месте он выберется. У него не оставалось иного выбора, кроме как следовать за текущим по дну ручейком — к реке, куда, как подсказывал Барни здравый смысл, стекаются все сточные воды в городах.
Он согнулся, вошел в дурно пахнущий кольцевой коллектор и медленно, ощупью двинулся вперед. Воды становилось все больше, уже по колено, когда он неожиданно вышел к другой трубе, отходящей от первой под прямым углом. В этой трубе уровень нечистот был выше. Передвигаться вниз по течению стало удобнее, но Барни опасался воздействия удушливых газов, которые могли обездвижить его раньше, чем он выберется наружу.
Становилось все глубже и глубже. Наконец он начал задевать макушкой верхний свод трубы, вода дошла ему уже до подбородка. Еще несколько шагов, и он может попросту утонуть, а двигаться обратно едва ли возможно из-за сильного течения. Барни очень устал от сопротивления воде, да и рана давала о себе знать, к тому же он был голоден и обессилен. Но нет, он будет двигаться, пока хватит сил.
Где-то впереди была спасительная река, позади — враждебный город.
Барни сделал еще шаг, но нога не нашла опоры. Он чуть отступил, чтобы удержаться на месте, но сила течения оказалась мощнее. Барни смыло потоком, его голова погрузилась под воду, и он стал тонуть. Мгновение спустя нашего героя вынесло на поверхность. Он открыл глаза. Перед ним в звездном свете расстилался истинный рай — он добрался до выхода канализационной трубы и теперь плыл по реке. Несколько секунд Барни отдыхал, лежа на спине. С берега до него доносились шаги часовых и мужские крики.
Прекрасный свежий ветер и звездное небо над головой оказали волшебное действие на измученного, потерявшего надежду американца. Он лежал, вдыхая чистый живительный воздух, потом прислушался к голосам австрийцев на берегу. К нему полностью вернулись присущие его нации жизнерадостность и оптимизм.
— Нет, здесь не место для сына священника, — пробормотал он и, резко развернувшись, поплыл к противоположному берегу. Река была неширокой, и вскоре Барни приблизился к берегу, где заметил огонь костра. Значит, здесь тоже были австрийцы. Барни нырнул и поплыл вниз по течению, туда, где лес подходил вплотную к берегу. Берег оказался пологим. Он нашел густую рощу, вылез из воды, лег на землю и стал напряженно прислушиваться. Ему даже показалось, что у него заболели уши от постоянного напряжения, ибо острый слух был сейчас гарантией его жизни.
Не услыхав ничего подозрительного, Барни выполз из своего укрытия и двинулся на юг, к линии фронта. Он собирался передвигаться только по ночам, а эта ночь уже была на исходе. Барни пригнулся и осторожно зашагал прочь от реки. Так, прячась в тени деревьев, он прошел, может быть, сотню ярдов, когда внезапно столкнулся с фигурой, вышедшей из-за дерева.
— Стой, кто идет? — раздался окрик.
У Барни замерло сердце. При всей осторожности попасть прямо в лапы австрийцам! Бежать — значит погибнуть от пули. Двигаться вперед — значит оказаться в плену, а это тоже смерть.
Долю секунды Барни колебался, но на помощь ему пришло американское здравомыслие. Притворившись сильно пьяным, он ответил на сомнительном немецком, рассчитывая, что его плохое произношение будет списано на нетрезвость.
— Друг! — проговорил Барни. — Для друга всегда найдется, что выпить, верно? — И он, шатаясь, шагнул вперед, уповая на доверчивость этого часового и его желание выпить. То, что часовой был и доверчивым, и страждущим, было очевидно из того, что он позволил Барни подойти слишком близко, после чего мнимый пьяный австриец мгновенно превратился в энергичного и очень трезвого бойца.
Схватив винтовку за ствол, Барни мощным рывком опрокинул солдата и вцепился ему в горло. Он действовал столь молниеносно, что австриец успел лишь раз вскрикнуть, когда стальные пальцы Барни сомкнулись на его горле. Они тяжело рухнули на землю, но Барни не отпускал горло противника. Минуты две они молча и ожесточенно дрались, потом сопротивление солдата стало ослабевать. Он хрипел и извивался, открыв рот и вывалив язык, глаза начали вылезать из орбит. Барни еще крепче сжал пальцы и коленом нанес часовому сильный удар в лицо. Ответные удары австрийца становились все слабее и наконец прекратились совсем, он в последний раз судорожно дернулся и затих.
Барни держал его еще некоторое время, пока не убедился, что жизнь полностью покинула часового. Убийство, совершенное Барни, было ему неприятно, но он знал: в этой ситуации в живых мог остаться только один — либо австриец, либо он. Американец оттащил тело в кусты, где недавно прятался сам, потом снял с австрийца военную форму, переоделся, положил свою одежду на покойника и сбросил труп в реку.
Одетый в форму австрийского рядового, Барни Кастер закинул винтовку на плечо и смело двинулся по лесу на юг. Он ожидал встретить других солдат, но, даже прошагав несколько часов, не встретил никого. Редкая цепочка часовых вдоль берега была выставлена лишь как дополнительная мера для предотвращения прохода сербских шпионов в город и из города.
Ближе к рассвету, в самый темный час ночи, Барни заметил впереди огни. Очевидно, он приближался к поселку. Он пошел осторожнее, но никакая бдительность не могла предотвратить повторной встречи с часовыми. Однако на этот раз Барни увидел австрийского солдата раньше, чем был обнаружен сам. Это произошло на окраине, в саду, где часовой нес вахту. Барни держался в тени деревьев, перебегая от одного ствола к другому, и оказался в двух шагах от австрийца.
Американец тихо стоял, прижавшись к стволу дерева и ожидая удобного момента, чтобы бежать, но вдруг услышал приближение небольшого отряда солдат. Они двигались из деревни в сторону сада и прошли мимо часового, совсем рядом с деревом, за которым замер Барни, передвинувшийся при их приближении на противоположную сторону ствола.
Часовой мерным шагом ходил туда-сюда по участку. Он не мог видеть американца, зато те, другие, — могли. Вероятно, они шли сменять его. Бежать было некуда: Барни был в двух шагах от часового. Когда он попытался повторно обойти дерево, то почти столкнулся с караульным отрядом.
— Что ты здесь делаешь? — крикнул сержант и выругался. — Твой пост вон там! — и указал туда, где Барни видел часового.
Сначала американец не поверил своим ушам. В ночной темноте сержант принял его за своего. Что же теперь делать? Если сыграть роль часового, это может привести к еще более неприятным последствиям. Впрочем, решил Барни, положение и так хуже некуда! Если его поймают в австрийской форме близ
