вкусным, хотя и грубоватым; а мед (если это был мед, разумеется) имел привкус засахаренных фиалок. Молоко (я не могу найти другого земного слова для его описания) было резким, почти едким, но отнюдь не отталкивающего вкуса. Я вполне представлял, что к нему можно привыкнуть, и тогда оно может даже нравиться.
Столовые приборы напоминали те, к которым мы привыкли в цивилизованных местах Земли. Среди них были выдолбленные орудия для зачерпывания, острые орудия для разрезания, орудия с остриями, предназначенные для накалывания пищи. Все это было изготовлено из достаточно прочного металла.
Пока я ел, трое мужчин серьезно беседовали. Время от времени то один, то другой предлагал мне еще какое-нибудь блюдо. Они казались вежливыми и гостеприимными. Если таковы типичные обитатели Венеры, подумал я,то моя жизнь будет не лишена приятности. Однако ложем из роз она не будет. Хотя бы потому, что мужчины постоянно держали при себе оружие. Никто не станет все время носить оружие, если не предполагает, что его придется использовать. Разве что на параде.
После того, как я поел, двое из моих сотрапезников вывели меня через дверь в задней стене, провели вверх по винтовой лестнице и оставили в маленькой темной комнате. Лестница и ведущий от нее короткий коридорчик были освещены небольшой лампой, такой же, как в комнате, где я ел. Свет ее проникал сквозь тяжелую деревяную решетку двери комнаты, где меня заперли и предоставили самому себе.
На полу лежал мягкий матрас, застеленный шелковистыми на ощупь покрывалами. Поскольку было очень тепло, я снял с себя все, кроме шорт, и лег спать. Я был чрезвычайно утомлен и начал засыпать почти сразу. Я уже дремал, когда ночную тишину прорезал ужасный крик. Сегодня мне уже приходилось слышать такой крик. Точно так же преследовавшая меня тварь выразила свою ярость, когда я ускользнул от ее клешней.
Спустя недолгое время я все же заснул. Сон мой был переполнен хаотическими обрывками моих потрясающих приключений.
4. Дом короля
Когда я проснулся, в комнате было светло, и сквозь окно в свете нового дня я видел листву непривычного цвета — от бледно-лилового до фиолетового. Я встал и подошел к окну. Солнечных лучей не было видно, но свет, по яркости равный солнечному, проникал повсюду. Воздух был знойным и душным. Внизу я увидел участки висячих мостовых, ведущих с дерева на дерево. Кое-где по ним двигались люди. Все они были обнажены, если не считать набедренных повязок. Я не удивлялся скудности их одеяний, учитывая венерианский климат. Там были и мужчины, и женщины. Все мужчины были вооружены кинжалами и мечами, а женщины — только кинжалами. Все, кого я видел, казалось, были примерно одного возраста, среди них не было ни стариков, ни детей. Лица у всех казались миловидными, во всяком случае, с точки зрения землянина.
Через зарешеченное окно я попытался разглядеть землю, но насколько мне удалось разглядеть, повсюду простиралась только удивительная лилово-фиолетовая листва деревьев. И каких деревьев! Я заметил несколько гигантских стволов не менее двухсот футов в диаметре. Я счел дерево, по которому спускался, гигантским, но по сравнению с этими оно было всего лишь молодым деревцем.
Когда я стоял так, рассматривая открывающийся передо мной вид, позади послышался шум. Обернувшись, я увидел, как один из моих пленителей входит в комнату. Он приветствовал меня несколькими словами, которых я не понял, и приятной улыбкой, которую я оценил по достоинству. Я улыбнулся в ответ и сказал: «Доброе утро!»
Он кивком пригласил меня следовать за ним, но я знаками показал, что сначала хотел бы одеться. Я знал, что мне будет жарко и неудобно в моей одежде; я знал, что здесь никто так не одевается, но власть обычаев и привычек так сильна над нами! Разумеется, следовало бы остаться в одних шортах. но я отказался от этого разумного поступка. Честно говоря, я к тому же серьезно опасался лишиться своего единственного имущества по какому-нибудь недоразумению, неосторожно расставшись с ним хотя бы на время.
Когда венерианин понял, что я собираюсь делать, он попытался жестами убедить меня оставить одежду здесь и пойти с ним в том, в чем я был, то есть в шортах. Через некоторое время он отчаялся и позволил мне поступать по-своему, сопроводив это одним экземпляром из своего, видимо, необъятного запаса приятных улыбок.
Был он мужчиной атлетического телосложения, немного пониже ростом, чем я. При свете дня я увидел, что его кожа имеет тот оттенок бронзового цвета, который бывает у сильно загорелых людей моей расы. Глаза его были темнокарими, волосы черными. Его облик сильно контрастировал с моей светлой кожей, голубыми глазами и светлыми волосами.
Одевшись, я последовал за ним вниз по лестнице. Мы вошли в комнату, соседнюю с той, где я ужинал прошлой ночью. Там за столом, уставленным плошками с едой, сидели двое его товарищей и две женщины. Когда я вошел, женщины обратили ко мне заинтересованные взоры. Мужчины улыбнулись и приветствовали меня так же, как это сделал их товарищ. Один из них указал мне на стул. Женщины рассматривали меня откровенно, но без дерзости, и было очевидно, что они свободно обсуждают меня между собой и с мужчинами. Обе они были необычайно приятной внешности, кожа их была несколько светлее, чем у мужчин, а глаза и волосы примерно такие же. Одеты они были в одежды, сшитые из одного куска шелковистой ткани. Ткань напоминала ту, из которой были сшиты простыни; раскроена она была в форме длинного шарфа. Подобно индийскому сари, длинная полоса ткани проходила вокруг их торсов, скрывая грудь, свисала до талии, снова обвивала тело, как пояс, затем свободный конец был пропущен между ногами и закреплялся на животе. Оставшийся свободным конец спадал спереди до колен.
Кроме этих одежд, выкрашенных в разнообразные, всегда красивые цвета, на женщинах были пояса, к которым крепились мешочки-карманы и кинжалы в ножнах. На обеих было множество драгоценностей: кольца, браслеты, цепочки и чрезвычайно привлекательные изящные украшения для волос. Заинтересовавшись, из чего изготовлены эти украшения, я различил золото и серебро. Другие материалы были похожи на железо и коралл. Но особенное впечатление произвело на меня исключительное мастерство, воплощенное в них. Я решил, что их ценность определяется в первую очередь качеством работы неведомых мастеров, и лишь затем — стоимостью материалов, пошедших на их изготовление. Мое предположение было достаточно близким к истине. Это косвенно подтверждалось тем, что среди наиболее изысканных украшений было несколько, вырезанных из обыкновенной кости.
На столе был хлеб, довольно отличный от того, который я пробовал вчера; блюдо, которое могло быть чем-то вроде приготовленных вместе мяса и яиц; несколько таких явств, которые я не смог распознать ни по виду, ни на вкус, и разумеется, уже знакомые мне молоко и мед. Блюда сильно различались по вкусу и запаху, так что можно было найти кушанье на любой вкус.
Во время еды мои сотрапезники занялись каким-то серьезным обсуждением. По их жестам и взглядам я пришел к заключению, что предмет обсуждения — моя скромная персона. Две девушки попытались оживить трапезу попытками завязать со мной разговор, что, казалось, доставляло им немало веселья. Девушки смеялись так заразительно, что я тоже не смог удержаться и присоединился к ним.
Наконец, одной из них пришла на ум счастливая идея. Она показала на себя и назвалась «Зуро», затем на другую девушку и назвала ее «Альзо». Мужчины быстро заинтересовались этой простейшей попыткой обучить меня их языку, и вскоре я узнал, что хозяина дома зовут Дюран — это он первый заговорил со мной прошлой ночью. Двух других мужчин звали Олсар и Камлот. К сожалению, прежде чем я хорошенько усвоил их имена и еще несколько слов, означающих названия пищи, завтрак был окончен.
В сопровождении троих мужчин я вышел из дома. Когда они повели меня по висячей мостовой, проходящей перед домом Дюрана, мой вид вызвал несказанный интерес встречных. Мне стало понятно, что я принадлежу к типу, который либо совсем неизвестен на Венере, либо встречается крайне редко. Насколько я мог судить по взглядам и жестам прохожих, мои голубые глаза и светлые волосы вызывали столько же замечаний, как и моя одежда.
Нас часто останавливали друзья моих то ли пленителей, то ли хозяев — я не был уверен, к какой категории их отнести. Но никто не пытался причинить мне вред или обидеть. Если я был объектом их пристального любопытства, то в равной степени они были объектом моего. Хотя среди них, как и на Земле,трудно было найти двух людей одинакового облика, все были какие-то симпатичные и примерно одного возраста. Я не видел ни стариков, ни детей.
Вскоре мы подошли к дереву такого невероятного размера, что я едва поверил глазам, увидев это чудо.
