Гильгамеш, затаив дыхание, внимал рассказу о том, как Утнапишти выпустил из ковчега сперва голубя, потом ласточку и, наконец, ворона… Когда ворон не вернулся на судно, уцелевшие люди поняли, что наводнение пошло на убыль и что из-под воды опять показалась суша.
— И подумать только, что мое благочестие едва не принесло всем нам гибель! Едва мы ступили на землю, я решил принести жертву богам, жертвенный дым поднялся высоко к небу, и первым его учуял Эллиль. Увидев, что не весь человеческий род уничтожен, он так разъярился, что хотел тут же довести дело истребления до конца… Но, по счастью, на нашу защиту встали все остальные боги и в первую очередь — Эйя. Я думаю, — Утнапишти понизил голос, — что, слегка поостыв, Эллиль понял: без человечества ему не видать и жертв, поэтому милостиво дозволил всем спасшимся жителям Шуруппака вновь расселиться по этой земле. А меня с женой верховный бог удостоил наивысшей награды: благословил и возгласил:
Вот с тех пор мы здесь и живем, уже много веков подряд, — закончил свой невероятный рассказ Утнапишти. — Но тебя, Гильгамеш, кто введет в собранье богов? Кто испросит для тебя вечной жизни?
— Уже солнце село, а ты все болтаешь! — взойдя на утес, упрекнула жена Утнапишти. — Дай наконец нашему гостю отдохнуть и выспаться после дальней дороги…
— Да ведь он мечтает о вечной жизни, — усмехнулся отшельник. — А сон и смерть так похожи друг на друга, что тот, кто хочет победить смерть, должен сначала победить сон. Ну-ка, герой, не поспи шесть дней и семь ночей кряду — сможешь?
— Да хоть восемь! — твердо заявил Гильгамеш.
Сев поудобнее, он поднял глаза на ночное небо… И почти сразу звезды начали расплываться, сливаться друг с другом, а потом в яркой голубизне ослепительно вспыхнуло солнце.
— Кажется, я задремал, — приподнявшись на локте, смущенно обратился Гильгамеш к Утнапишти. — Но всего на один миг, это не считается, правда?
— На один миг? Как бы не так! — хмыкнул отшельник. — Сосчитай-ка хлеба, что лежат рядом с тобой! Пока ты спал, жена каждый день клала возле тебя по хлебу; шесть из них уже зачерствели, и только седьмой остался свежим, видишь? Да, ты проспал семь дней кряду, а теперь тебе пора возвращаться. Тот, кто не сумел побороть сон, не годится для вечной жизни. Счастливо тебе добраться домой, царь Урука!
— Счастье покинуло мой дом с тех пор, как погиб Энкиду, — глухо откликнулся Гильгамеш. — А теперь у меня больше нет и надежды.
Опустив голову, он побрел к океану, где Уршанаби готовил судно к отплытию. Герой уже прыгнул в лодку, уже поднял шест, как вдруг жена Утнапишти укоризненно обратилась к мужу:
— Нет, не годится отпускать гостя с пустыми руками! Неужели он понапрасну проделал такой длинный путь? Неужели ты ничем его не одаришь?
— Пожалуй, ты права… — задумчиво почесал за ухом Утнапишти. — Хорошо, Гильгамеш, вот тебе мой подарок: на дне океана растет трава с острыми, как когти пантеры, шипами. Если ты отведаешь ее, ты навсегда избежишь старости и смерти!
Едва услышав эти слова, Гильгамеш привязал к ногам тяжелые камни и нырнул на дно океана. Шипы волшебного цветка до крови изорвали его пальцы, но герой стерпел боль и не хлебнул смертоносной воды. Вынырнув, он с торжествующим воплем взмахнул чудесной травой, зажатой в окровавленной руке.
— Я добыл бессмертие — посмотрите! Эй, Уршанаби, скорее в путь! Я доставлю траву в мой город, разделю между всеми людьми, а потом отведаю сам — и тогда обрету вечную жизнь, и прощу Утнапишти его глупую шутку с семью хлебами!
Переплыв океан, пройдя сквозь утесы Машу, Уршанаби и Гильгамеш много дней шагали через горы, пустыни и степи, и наконец увидели впереди стены Урука.
Лишь полдня пути отделяли Гильгамеша от родного дома, и при виде водоема с чистой водой царь решил смыть с себя дорожную грязь, чтобы в достойном виде предстать перед подданными и перед матерью.
Он оставил волшебную траву на берегу, погрузился в прохладную воду… Но тут из норы выползла змея и сожрала траву — всю, до последнего стебелька. С тех пор змея получила способность молодеть, раз за разом сбрасывая старую кожу.
Когда Гильгамеш увидел, что произошло, он едва не лишился рассудка.
— Неужели я прошел столько дорог, перенес столько мук и лишений ради того, чтобы одарить вечной жизнью не себя, не свой народ, не Энкиду, а ползучую скользкую гадину?! Будь проклят весь змеиный род ныне и до скончания веков!
Гильгамеш бушевал и проклинал змеиное племя до тех пор, пока совсем не выбился из сил; тогда он опустился на землю и заплакал.
— Видно, правы были Сидури и Утнапишти — смертному не надо стремиться к вечной жизни. Ты помнишь знак, Уршанаби, который мы видели на берегу Евфрата? Он означает: «Вот место, чтобы причалить лодку!» Я думаю, это — знамение для меня, весть о том, что пора мне смириться, навсегда поставить лодку у родного причала.
Лодочник с Гильгамешем отправились дальше, а когда подошли к городским воротам, Уршанаби загляделся на высокие стены Урука.
— Эту кладку заложили семь мудрецов давным-давно, еще до потопа, — негромко проговорил Гильгамеш. — Давно мертвы и забыты те, кто жили в допотопные времена, но имена семи мудрецов до сих пор поминают в Уруке рядом с именами бессмертных. Наверное, только такого бессмертия и может добиться человек… И я его тоже добьюсь: соберу по всей стране камни и эти стены докончу!
