даже пятый.
Он волновался гораздо больше, чем Лиза. Она заметила, что у него даже руки дрожат, когда он закрывает машину.
– Ну что ты? – Она взяла его за руку. – Что может случиться, отчего ты волнуешься? Это же не в чистом поле, здесь врачи, больница. Чернышевский вон тоже наблюдает.
Но Юру не успокаивали ее шутки.
– Ты не смейся, Лиз, – сказал он. – Что же, что больница и врачи? Мне все равно кажется: тут какие-то такие законы вступают, что уже…
– Ну, они мне и помогут, эти законы, – заключила Лиза. – Ты обо мне будешь думать – и все будет хорошо.
– Думать – это уж точно. Думать я буду так, что…
Он замолчал, словно задохнулся. Он вообще дышал тяжело, и Лиза испугалась:
– Что это ты дышишь так? Опять задыхаешься?
– Да ну! – махнул рукой Юра. – Не задохнусь, не волнуйся.
– Ты все-таки не стой под окном, – попросила она. – Смотри, уже зима настоящая. Это долго длится, и что ты там выстоишь? Утром позвони – тебе все скажут.
– Я утром приеду, да? – сказал он. – А вдруг ты родишь до утра?
– Вряд ли, ну правда, – успокоила Лиза. – Я бы и сама не против, но вряд ли. Посмотри, уже пять, а у меня еще только-только схватки начинаются.
Наверное, она не очень его убедила. Во всяком случае, в одиннадцать, выглянув в окно предродовой палаты, Лиза увидела Юру, сидящего на скамейке в больничном сквере.
«Да он уезжал ли вообще?» – подумала она.
Думать ей было все труднее. Схватки повторялись теперь каждые три минуты, это происходило уже в течение двух часов.
– Что ж так часто? – спрашивала она у входящей время от времени в палату Регины Яковлевны. – Я думала, это уже в самом конце так часто!
– Все нормально, – успокаивала Регина. – Еще полежишь, еще не время. Даже походи, если хочешь. Может быть, тебе это легче будет.
– Лучше дайте маску! – взмолилась Лиза. – Не могу я больше, Регина Яковлевна!
– Глупости, не нужна тебе маска. Все у тебя хорошо, ты здоровенькая, ну и рожай, как природа велела. Что хорошего, если ты надышишься и спать будешь? Тебе работа предстоит, нечего голову дурманить! Мы кого рожаем, мальчика?
– Мальчика, – подтвердила Лиза сквозь подступающие от боли слезы.
– Тем более. Погуляй, погуляй! В окошко посмотри – вон Юрочка твой на лавочке сидит, нервничает. Помаши ему ручкой, успокой!
Лиза с трудом встала с кровати – и тут же почувствовала, как все мгновенно изменилось в ней. Словно прорвалось что-то – и ребенок, до сих пор только болью разрывавший ее изнутри, вдруг двинулся вперед, мощно и неостановимо!
– Все, Регина Яковлевна, все! – вскрикнула она. – Я же чувствую – сейчас уже, сейчас!
– Вот и умница, раз чувствуешь, – спокойно сказала Регина. – Я же говорю: помаши мужу, успокой – и пойдем себе спокойно рожать.
Лиза с трудом подошла к окну, схватилась рукой за подоконник. Юра уже не сидел на лавочке. Словно почувствовав, что с нею происходит, он встал и теперь всматривался в окна.
Она постучала пальцами по стеклу – непонятно зачем, все равно ведь невозможно было снаружи расслышать этот стук. Но он тут же взглянул именно на ее окно – и сделал несколько шагов к ней, рванулся, как будто хотел вбежать прямо в это окно на втором этаже.
Лиза не видела сверху его лица, но чувствовала все, что с ним происходит, так ясно, словно они были совсем рядом.
И вдруг в короткое мгновение между приливами боли она увидела того, кто шел по аллее за Юриной спиной. Он шел быстро, почти бежал, как будто боялся не успеть – только куда? Потом увидел Юру – и словно споткнулся, остановился, не решаясь идти дальше.
«Надо же – не решается!» – мелькнуло в голове у Лизы.
Но тут же она забыла о Саше Неделине, стоявшем у Юры за спиной посреди аллеи. Она еще видела Юрино лицо – вдалеке и вблизи одновременно, – еще чувствовала, как любовь к нему заливает ее горячей, могучей волной, – и тут же боль перекрыла все, боль и порыв, боль и движение!
Лиза сама не заметила, как отвели ее в родзал, как оказалась она на столе, схватилась руками за какие-то скобы, напрягалась и задыхалась от усилий и боли…
Она не чувствовала, как долго это длилось, – пока нетерпеливый, безудержный крик ее мальчика затмил для нее все звуки на земле.
