– Пошли, если хочешь, – пожал плечами Максим. – Я думал, ты устала.
Какая там усталость! Она обо всем забыла, спускаясь по пыльной дороге к поселку. Только смотрела, широко открыв глаза, и чувствовала, как вливается в нее этот простор, это необъяснимое, от человеческой воли не зависящее счастье.
Впервые в жизни, еще даже не успев понять, что же с нею произошло, она ощутила загадочную, никому не подвластную силу пространства.
Максим ехал в Коктебель не наугад. Еще по дороге он рассказал Але, что прошлым летом здесь подрабатывал его приятель. Так что и с ресторанщиком договоренность уже была, и с хозяином комнаты.
– А что же он сам больше не поехал, твой приятель? – поинтересовалась Аля. – Мало заработал?
– Да нет, – объяснил Максим, – на весь год хватило. Просто в компьютерную фирму недавно устроился, незачем теперь калымить.
Все это было обыкновенно, даже обыденно: подработка, ресторанщики… Только линия гор не исчезала из Алиного сознания, даже когда исчезла наяву, скрывшись за деревьями поселка.
Аля представляла себе, что такое жилье в курортной местности. Наверняка какой-нибудь курятник или сарай, в котором обычно хранят садовый инвентарь. И удобства за полкилометра, в которые нельзя войти без содрогания. Она помнила, как однажды в Ялте они навещали папиного друга, отдыхавшего дикарем, и как ее поразило тогда: и вот это жалкое существование называется отдыхом?
Поэтому Аля не сразу поняла, почему Максим остановился в начале тенистой улочки возле небольшого дома из ракушечника, который едва угадывался за забором, в буйной зелени.
– Ты чего, Макс? – спросила она. – Заблудился?
– Да нет вроде. – Максим на всякий случай заглянул в блокнот, достав его из кармана обрезанных до колен джинсов. – Мичурина, один, угол Десантников, где три ливанских кедра. Видишь, три кедра? Сюда!
Хозяина не оказалось дома, но флигель к их приезду был готов. Их провела туда высокая коренастая женщина, вышедшая навстречу с мокрой тряпкой в руках.
– Глеб Семеныч в Феодосию поехал, – объяснила она. – Вот-вот вернется. Он мне говорил, что вы приедете. Ключи оставил.
– Только я не один, – сказал Максим, хотя это и так было понятно. – Мы по телефону договаривались, что я один буду, но обстоятельства изменились. Я с женой приехал.
Аля удивленно посмотрела на него.
– А что мне? – пожала плечами женщина. – Я к Глеб Семенычу убираться прихожу. С ним и передоговоритесь, как вернется.
Флигель стоял у самого забора, довольно далеко от дома. Когда они поднялись на маленькую застекленную веранду, Але показалось, что они вообще будут жить отдельно от всего мира. Ничего здесь не напоминало койко-места, которые она так живо себе представляла!
– Слушай, да тут целые хоромы, – сказала она, обводя взглядом небольшую, чисто выбеленную комнатку. – Это что, все нам? И веранда еще?
– Черт его знает! – Кажется, Максим и сам не ожидал такой чистоты и прохлады. – Валерка в прошлом году в другом месте жил, а я его прежнему хозяину позвонил, а у того уже все занято, ну, он к этому Глеб Семенычу и направил…
– Ладно, – решила Аля. – В конце концов, какая разница? Не пятизвездный отель все-таки, расплатимся как-нибудь. Или другое место пойдем искать. Хотя жалко, – добавила она.
Счастливое чувство, которое охватило ее с той самой минуты, когда она вышла из сломавшегося автобуса и увидела ясную линию гор, парящую над морем, – продолжалось в этом тихом флигеле под тремя ливанскими кедрами.
– Аль, ты не сердись… – сказал Максим.
– За что? – удивилась она.
– Ну, что я сказал, что ты моя жена. Понимаешь, – начал объяснять он, – ты же в ресторане собираешься петь. Представляешь, что это такое? Каждая пьянь будет приставать… А так – жена, и никаких гвоздей, – улыбнулся он. – Все-таки народ частную собственность уважает.
А она-то уже и забыла, что он сказал про жену!
– Спасибо, Макс, – улыбнулась она. – За заботу.
Вернувшийся через час хозяин Глеб Семенович оказался маленьким лысым старичком. Лысина его успела слегка обгореть – наверное, пока добирался по жаре от Феодосии.
– Да живите вдвоем, ребята, – сказал он, узнав о наличии жены у московского музыканта. – Там же две кровати – сдвигайте. Никого я больше пускать не собираюсь, так что можете не беспокоиться. Я вообще-то в первый раз за двадцать лет сдаю, самому неудобно, – смущенно добавил он. – Да вот пенсию три месяца не платят…
– Чего ж тут неудобного? – удивился Максим. – Такой флигель роскошный – чисто, прохладно. Мы вдвое больше будем платить, раз я не один приехал.
– Нет, как договаривались, – отказался старичок. – С земляков больше не возьму.
– А вы разве сами из Москвы? – обрадовалась Аля. – А на какой вы улице живете?
– В Доме на набережной жил, – улыбнулся Глеб Семенович. – Знаете, напротив Кремля? Я ведь, милое дитя, полярный летчик.
«Вот это да! – ахнула про себя Аля. – Такой маленький, такой смешной, такой лысый – полярный летчик!»
