Собеседник насмешливо ответил что-то тихим голосом, но живое возражение Конана достаточно показывало, какого свойства было объяснение, данное таможенным офицером.
– Бедность моего господина! Унижение его фамилии! Что это значит, сударь? Святой Михаил, святой Коломбал, святой Дурлон, святой Карадек и все другие святые – наши патроны! Неужели вы дойдете до такого кощунства, чтобы допустить, будто настоящий владелец этого лена не так же благороден, как самые знатные придворные вельможи, как сам король и все принцы? Его фамилия, сударь, славилась еще задолго до пришествия Господа нашего Иисуса Христа на землю; я слышал это от прежнего бальи, очень сведущего в генеалогии… А что касается его бедности, конечно, он не так богат, как бы должен быть, но если он и не владеет теперь баронством Кердренским, кастелянством Сен-Менским и леном Легонидекским, то неужто вы думаете, что он от этого понизился хоть на волос? Неужто вы полагаете, что гостеприимство его не так же искренне, вино его не так же хорошо, слуги не так же преданны, как во времена его предков?
Это воззвание к недавнему изысканному угощению, без сомнения, подействовало, потому что отвечали как будто тоном более кротким и дружеским, но что там ни говорили, гнев Конана только возрастал.
– Ваше покровительство! Покровительство госпожи Лабар, – продолжал он с негодованием. – Вот новость! А какую, сударь, он имеет нужду в вашем и в чьем бы то ни было покровительстве? Да, я знаю это. Вы – королевский офицер, вы, который должен подавать пример повиновения законам, вы посещаете шайку бездельников, которые смеются над вами, провозя у вас под носом контрабанду. Знаю также, что госпожа Лабар, раздавая деньги кабацким посетителям, которые хвастаются, что служили у ее мужа, нашла много друзей среди этого сброда, но какое нам дело до нее идо вашей шайки? Пусть они попробуют, эти каторжники, атаковать особу или собственность Кердрена! Да скажите им, что я их не боюсь! Скажите им, пусть придут… Я их вызываю!
На этом патетическом месте кто-то вмешался между спорящими, и больше уже ничего нельзя было слышать, кроме смешанных возгласов.
– Существовал ли когда-нибудь такой набитый дурак? – начал Альфред, с улыбкой обращаясь к Жозефине. – Старый бездельник желает, чтобы меня зарезали и разграбили мою собственность, потому что нынче мода грабить и убивать дворян! Что вы скажете, Жозефина, о тех понятиях, которые мой Конан составил себе о привилегиях моего состояния?
– Преданность заставляет его преувеличивать их до смешного, – сказала девушка, успевшая в продолжение этой паузы поумерить свое смущение. – Но обязанности, которые налагает на вас это звание, тем не менее священны. Особенно они запрещают вам то, что могли бы назвать неравным браком.
– Неравным браком! – невольно вскричал Альфред.
– Не это ли вы разумели, говоря мне о своих тайных чувствах? – спросила девушка, смело смотря на него.
Альфред чувствовал себя неловко, как провинившийся, но тотчас справился.
– Жозефина, – начал он с живостью, – я не хочу обманывать вас: мое имя не принадлежит мне, и я не могу располагать им по своему сердцу. Но что принадлежит мне, так это любовь глубокая, преданная, безграничная…
– Довольно, сударь, – прервала Жозефина, пытаясь высвободить свою руку. – Это – оскорбление… оскорбление, которого я не заслужила.
– Выслушайте меня, ради Бога… позвольте по крайней мере объяснить вам…
– Объяснения бесполезны! И я, – присовокупила она со слезами в голосе, – я вам верила…
– Не верьте ничему, для меня невыгодному, прелестная Жозефина, – отвечал Альфред, насильно ее удерживая. – Но здесь не время и не место для такого разговора. Согласитесь видеться со мной тайно…
– Милостивый государь!
– Завтра вечером, в саду вашей матушки в Сент-Илеке… Стена невысока, мне легко будет…
Жозефина испустила пронзительный крик, проворно вырвала свою руку и остановилась.
– Что там такое? Не ушиблась ли ты? – спросила госпожа Лабар.
– Что такое случилось? – начали спрашивать все, смущенные этим болезненным криком.
– Ничего, ничего, – лепетала Жозефина.
– Моя дочь?.. Что вы сделали с моей дочерью? – сердито говорила старая бретонка, обращаясь к Альфреду.
У него пот выступил на лбу, щеки разгорелись, он совсем растерялся.
– Я не понимаю, – бормотал он, – не могу объяснить…
– Тут одна я виновата, – живо сказала Жозефина. – Тропинка так глуха, нога моя ударилась об камень… мне стало очень больно, и я не могла удержать крика… Но это ничего, мне лучше… совсем прошло.
И она улыбнулась.
– Не вывих ли это? – наивно спросила мать.
– Хм-м, именно вывих, – прошептал Бенуа, но так, что соседи могли его слышать.
Успокоенные уверением девушки насчет последствий предполагаемого вывиха, все снова тронулись в путь. Альфред опять хотел было предложить свою руку Жозефине, но она уже шла под руку с матерью.
– Дура! Лицемерная девчонка! – шептал он в унижении и гневе. – Наделать такой скандал! Сделать меня посмешищем этих мещан, ведь они не дураки, чтобы поверить ее объяснению! Ох, если бы мог я отомстить за себя!
Глава 3
Испытание
Скоро общество пришло в небольшую долину, отделявшуюся от моря только крутым обвалившимся
