– Не подходи, – предупредил голос, – или я исчезну, и ты не узнаешь, что я хочу сказать тебе.
– Кто ты? – прошептал он с усилием. – Именем Божьим заклинаю тебя, скажи мне, кто ты?
– Я та, которую ты видел на берегу озера с белой скалы шесть лет назад.
Такой ответ должен бы был пробудить суеверные мысли, но, как ни странно, он испытал совершенно противоположное чувство.
– Подумали ли вы, – спросил он сердито, – об опасности, выбрав подобный предмет для шутки? Советую не доводить меня до крайности, иначе я буду вынужден прибегнуть к силе.
– Вы угрожаете, полковник Вернейль? А между тем вы узнали мой голос, не так ли?
Арман растерялся.
– Этот голос, – ответил он наконец, – то и дело слышится мне с тех пор, как я здесь. Я узнал его в голосе Шарля, потом в невнятных звуках немой служанки. Что удивительного, если я опять его слышу?
После паузы голос спросил с заметным волнением:
– Этот мальчик, о котором ты говоришь, не нашел ли он доступа к твоему сердцу, потому что похож на... на особу, которая некогда была дорога тебе?
– Кому какое дело до моих привязанностей? – отозвался Арман.
– Вы раздражены! Хотите, чтобы я удалилась?
– Нет, нет, останься. В тебе есть какое-то очарование... Я не могу ни видеть, ни осязать тебя, твои слова меня смущают и ужасают, и в то же время я испытываю неизъяснимое удовольствие, зная, что ты подле меня.
– Так ты еще любишь меня? – спросил голос с живостью.
– Мужчина ты или женщина, ангел или демон, с ума ты хочешь свести меня?
– Все так скоро забывается, – продолжал голос со вздохом. – Некогда вы клялись в вечной любви девушке, которая отдала вам свою душу, которая хотела умереть, когда сочла себя покинутой вами, а теперь вы хотите изгнать из своего сердца даже воспоминание об ней. Из честолюбивых и корыстных целей вы отдаете другой титул супруги, долженствующий принадлежать ей одной. Потом вы полюбите ее, как любили...
– Нет, это невозможно! Этого никогда не будет! – воскликнул Вернейль. – Никакая другая женщина не займет в моем сердце место милой моей Галатеи... Но по какому праву требуют у меня отчета в моих привязанностях?
Между тем ноги у него подгибались, зубы стучали.
– Ты не веришь мне, – сказал голос. – Хорошо, я рассею твои сомнения... Однажды ночью, в нескольких шагах отсюда, под большим померанцевым деревом, ты имел с Галатеей разговор, которого ни один человек не мог слышать. В эту ночь ты поклялся никогда не жениться на другой женщине, и Галатея в свою очередь поклялась никогда не принадлежать никому, кроме тебя. Ты предложил ей написать эту клятву и подписать ее своей кровью, но бедная девушка отказалась – она не умела писать. Ты помнишь это?
– Все это правда, правда! – ответил Арман, похолодев от ужаса.
– Тогда, – продолжал голос, – ты снял со своего пальца золотой перстень, подарок твоей умирающей матери, и надел его на палец Галатеи, сказал ей: «Вот твое обручальное кольцо. Мертвый или живой, я всегда буду принадлежать тебе». Арман де Вернейль, произносил ли ты эти слова?
Полковник не имел силы отвечать.
– Протяни руку, – попросил голос.
Вернейль машинально повиновался и почувствовал прикосновение мягкой и нежной руки.
– Галатея возвращает тебе твою клятву, – сказала незнакомка грустно. – Это кольцо ты можешь предложить той женщине, которую изберешь. Прощай!
Голос слабел, как будто бы говорившая постепенно удалялась. Арман бросился за ней, крича:
– Галатея! Моя милая Галатея! Так это ты?
– Прощай, – печально повторила незнакомка.
Когда Вернейль достиг того места, откуда слышался голос, он почувствовал, что ноги его наткнулись на невидимое препятствие, руки обняли пустоту и он упал без чувств, испустив душераздирающий крик.
ГЛАВА XVII
ССОРА
Арман пришел в себя в постели. В комнате горела свеча, и Раво хлопотал рядом.
– Ну что, тебе лучше, Арман? – спросил он, увидев, что Вернейль открыл глаза, – черт меня возьми, если я когда-нибудь видал такой глубокий обморок! Я уж думал, что ты умер... Выпей-ка вот это, все как рукой снимет.
Он почти силой разжал ему рот, и Вернейль с усилием проглотил несколько капель спиртного.
– Мы одни, капитан? – спросил он, обводя комнату мутным взглядом. – Ты уверен, что мы одни?
– А кой черт мог бы проникнуть сюда, разве через окно, как я? Дверь заперта, и никто не может войти.
– Однако же вошли. Но ты, Раво, где ты был в то время, когда я больше всего нуждался в твоем присутствии?
