огорчение.
– Боже мой, виконт, как можете вы знать...
– Бриссо, – продолжал Мартиньи, – мое положение безнадежно. У меня началось заражение крови, и мне недолго осталось жить – не так ли?
– Друг мой, – прошептал торговец, – рана ваша, может быть, не так опасна... Я еще надеюсь...
И Бриссо залился слезами. Мартиньи пожал ему руку.
– Довольно! – сказал он твердо. – Я сумею покориться неизбежности... Сказать по правде, я подозревал это уже несколько дней, но себя хочется обмануть, знаете ли. Может быть, оно и лучше, если будет так. Я причинил бы несчастье вашей дочери, приняв ее жертву, потому что, я уверен... Ну, Бриссо, теперь, когда моя участь решена, обещайте, что вы сделаете все, о чем я вас попрошу. Не бойтесь, я не стану употреблять во зло ваше доверие... Обещаете ли вы мне выполнять мою волю до тех пор, пока я буду в состоянии изъявлять какие-либо желания?
Бриссо, сжав его руку, прошептал:
– Есть ли что-нибудь на свете, в чем я мог бы вам отказать?
В тот же день к вечеру все семейство Бриссо собралось около Мартиньи. У женщин были красные глаза, а торговец казался еще печальнее, чем утром. Впрочем, к горестному чувству, испытываемому ими, примешивалось нетерпеливое любопытство.
Виконт же был спокоен и весел. С улыбкой на губах он позволял ухаживать за собой и старался ободрить своих попечителей шуткой.
Женщины и сам Бриссо смотрели на него иногда с удивлением, не понимая причины этой лихорадочной веселости.
Когда начало темнеть, отдаленный звук колокольчика возвестил о прибытии гостя.
– Это не может быть он! – сказал Мартиньи, посмотрев на часы. – Он слишком аккуратен и не явится за десять минут до назначенного часа.
В эту минуту Семирамида ввела мисс Оинз.
– Что я говорил! – сказал виконт, смеясь.
Рэчел, по-видимому, уже оправилась от последствий своих приключений, и хотя лицо ее выражало сострадание, как требовало приличие в комнате больного, на выздоровление которого не было никакой надежды, она казалась свежей и счастливой.
Ее неожиданное появление смутило семейство Бриссо, но Мартиньи воскликнул:
– Как! Молодая девица приходит к мужчине, когда он лежит в постели! Какой ужас!
Рэчел улыбнулась и протянула руку виконту, который нежно ее пожал.
– Мадемуазель Оинз, без сомнения, посчитала, что бедняга в таком жалком положении не может компрометировать никого, – продолжал он шутливо.
– Я думаю, мсье де Мартиньи, – ответила Рэчел, – что вы находитесь в таком печальном положении из- за меня и моей подруги, мисс Бриссо, и потому пришла предложить вам мою помощь, как сестра.
– Благодарю, мадемуазель, – сказал виконт, тронутый этими словами. – Ну, надеюсь, – продолжал он, – после этой прогулки по пустыне вам опротивела биология?
– Почему же? – возразила Рэчел. – Биология не виновата в наших несчастьях. Зачем мне отказываться от занятий, столь приятных?
– Я вижу, что ваши коллекции ничего не потеряют от тяжелого испытания, которое вы недавно перенесли. Только я сомневаюсь, чтобы впредь мадемуазель Клара сопровождала вас в ваших прогулках. Кстати о коллекциях, мадемуазель Оинз. Говорят, что, по примеру ваших соотечественников, когда они избавятся от какой-нибудь большой опасности, вы составили коллекцию, которую мне очень хотелось бы видеть, если поправлюсь. Она состоит, как я слышал, из вещей, какие были на вас во время пожара. Там все есть, начиная от вашей шляпы, почти обгоревшей, до разорванных ботинок.
– Не смущайте меня, виконт, – перебила его англичанка, покраснев до ушей.
Мартиньи громко рассмеялся, превозмогая боль. В эту минуту пробили часы, и почти следом колокольчик возвестил о новом госте.
– Вот теперь это Ричард Денисон, – лукаво сказал Мартиньи.
В самом деле, Семирамида привела судью.
Денисон, спасенный волонтерами, прибежавшими на его крик, после всего случившегося отправился на прииски, и только утром вернулся в Дарлинг.
Потому он еще не знал, что происходило у Бриссо и не подозревал, по какой причине был приглашен в дом торговца.
– Мсье Денисон, я сразу приступлю к делу, потому что, несмотря на мое фанфаронство, я могу с минуты на минуту лишиться сил, – сказал Мартиньи. – Прошу вас, дайте мне вашу руку!
Судья протянул ему руку с удивленным видом.
– Мсье Денисон, – продолжал виконт, – когда я приехал в Дарлинг, вы любили мадемуазель Бриссо, и я имею причины полагать, что были любимы ею. В силу некоторых обстоятельств я чуть было не лишил вас счастья, на которое вы имели право. Но препятствие, явившееся между вами и прелестной мадемуазель Кларой, скоро исчезнет навсегда, и то, что было разъединено, соединится снова... Мадемуазель Клара, не угодно ли и вам также дать мне вашу хорошенькую ручку?
Клара в нерешительности смотрела на виконта.
– Отец ваш скажет вам, что вы должны повиноваться мне, – продолжал Мартиньи, улыбаясь. – Притом
