объяснялось ее молодостью, и считалась одной из прелестнейших девушек в Дарлинге. Кроме этого, дела ее родителей шли успешно, они в состоянии были дать ей хорошее приданое. Итак, партия и для одной, и для другой стороны, была приличная и, по-видимому, никакое препятствие не должно было помешать этому союзу.
Однако молодой судья не просил еще официально руки Клары и, без сомнения, такая медлительность была продиктована не осторожностью, а какой-то другой причиной. Причину эту не трудно угадать: это была тайна, тяготевшая над семьей Бриссо, и даже Уильям, верный слуга Денисона, перетолковывал слухи, ходившие в Дарлинге, не в их пользу. Ричард несколько раз делал намеки Кларе, чтобы вызвать ее на откровенность, но что она могла ответить? Ей едва исполнилось двенадцать лет, когда это случилось, и воспоминания о тех событиях были очень смутны. К тому же ничто на свете не могло заставить девушку даже мысленно порицать за что-либо мать или отца. И Клара делала вид, будто не понимает этих намеков Ричарда, и тот склонялся к мысли, что она не знает тайны своих родителей.
...Как только гости ушли, мадам Бриссо спросила свою дочь:
– Ну, Клара, что он сказал тебе?
– Ничего нового, мама. Ричард сказал, что хочет о чем-то поговорить со мной, и как можно скорее.
– А ты не подозреваешь, о чем будет этот разговор?
– Я... я не знаю... разве насчет... обстоятельств, которые привели нас сюда.
– И что же ты намерена ответить ему?
– Ничего, мама. Я ведь была тогда совсем ребенком...
Мадам Бриссо вздохнула.
– Да, дитя мое, мы были несчастны, но наши несчастья не могут заставить нас краснеть. Недоразумение, опрометчивость человека, всегда бывшего раздражительным и вспыльчивым, явились причиной наших несчастий... Если Ричард Денисон когда-нибудь заговорит с тобой об этом, скажи ему, чтобы он обратился ко мне, я расскажу ему всю правду. Он все правильно поймет, я в этом уверена. Но и ты должна быть со мной откровенна. Скажи, если Ричард Денисон наконец решится и будет просить у меня твоей руки, должна ли я отказать ему?
– Ах, мама! – прошептала Клара, покраснев. – Я ни к кому не чувствую столько уважения и привязанности, как к нему. Однако он так холоден, так рассудителен...
– А, вот что! – рассмеялась мадам Бриссо. – Он холоден! Подумай, моя милая, ведь Денисон, во-первых, англичанин, во-вторых, судья – разве это не причина для того, чтобы он был всегда серьезен и осторожен? Конечно, французы не так рассудительны, ослепленные страстью, они могут потерять власть над собой... Кстати, дочь моя, – продолжала она, как будто забыв главный предмет разговора, – что ты думаешь о виконте де Мартиньи, этом смелом молодом человеке, который пренебрег столькими опасностями?
Может быть, мадам Бриссо, говоря таким образом, хотела испытать свою дочь, возможно также, что она сама восторгалась своим новым знакомым. Как бы то ни было, Клара не заставила ждать ответа.
– Мама, как ты можешь сравнивать Ричарда Денисона, столь честного, столь справедливого, столь преданного, с этим авантюристом, который любит только золото и удовольствия? Слава Богу, в нашем отечестве можно найти молодых людей, более достойных сравнения с Ричардом.
Мадам Бриссо с улыбкой слушала дочь, накручивая на тонкие пальцы шелковистые локоны.
– Я думаю, что ты права, моя милая, – ответила она, – добродетели судьи предпочтительней блистательных недостатков авантюриста, которые могли бы ослепить легкомысленных женщин... Но ты мне не ответила: что должна я отвечать, если Денисон будет просить у меня твоей руки?
Клара потупила глаза и бросилась на шею матери, прошептав:
– Я сделаю то, что папа и ты посоветуете мне.
– Я знаю, что это значит, – грустно сказала мадам Бриссо, прижимая к себе дочь. – Прощай, дитя мое... Пора спать, я должна завтра пораньше встать, чтобы написать твоему отцу до открытия магазина... Ты уносишь с собой этот алмаз? Откуда у тебя страсть к алмазам, дочь моя?
Клара смутилась.
– Боже мой, мама, признаюсь, я уступила чувству любопытства, но завтра я верну этот камень его владельцу без всякого сомнения, как будто это не алмаз, а один из тех камешков, из которых Рэчел составляет коллекции.
– Ладно, ладно, не красней так.
– Все-таки приятно хоть на несколько часов почувствовать себя владельцем алмаза стоимостью в двенадцать тысяч долларов. Смотри, не потеряй его, дорогая. Спокойной ночи!
Они поцеловались и разошлись по своим комнатам, которые находились рядом.
Клара, забравшись в постель, думала о словах Ричарда, об их будущем браке, потом ей вспомнились ягуары и медведи, о которых говорил Мартиньи. Она испуганно зажмурилась, укрылась одеялом с головой и заснула.
Рано утром Клара была уже на ногах. Солнечные лучи прокрались в ее комнату, несмотря на китайскую штору, закрывавшую окно. Клара, еще в ночной рубашке, открыла дверь и вышла на галерею, чтобы посмотреть на солнце – как она намеревалась – алмаз Мартиньи.
С галереи открывался прекрасный вид, и Клара не могла не полюбоваться несколько минут пейзажем.
На горизонте вырисовывалась цепь синеватых гор, окружавших равнину. Вдоль дороги тянулись поля пшеницы и виноградные плантации. Далее виднелись огромные загоны для быков. В этот ранний час от животных поднимался пар, белый и легкий, как туман, между тем как их хозяева верхом на лошадях, с длинными хлыстами в руках, скакали вокруг загородок, чтобы удостовериться, что ни одно животное не потерялось ночью.
У самых ног Клары раскинулся сад. Деревья, сильно разросшиеся, защищали дом от жгучих лучей солнца. Под тенью их веток было прохладно даже в самые знойные дни. Клара очень любила этот сад, в
