получивший свое название по своему положению, — испытанные отважные ветераны, от которых ожидалось, что они могут повернуть ход боя вспять, если дела пойдут неважно. Сначала это были только пиланы [435] (метатели копий), в отличие от первых двух шеренг (именуемых поэтому «антепиланами»). Их грозное оружие, завоевавшее столь большую часть старого мира и перешедшее по наследству к франкам, было длиной около 6? фута и сделано из железа (два фута) с овальной или пирамидообразной головой с широким хвостовиком в деревянном стволе, утраивающим его длину. Последний был закругленным на заднике и квадратным вокруг плеч, как мы узнаем из Ливия, когда тот описывает «фаларику», или «метатель огня». И принципы, и триарии имели также и мечи, первые — на правом бедре, вторые — над ним; как уже отмечалось, это наиболее сложный момент. Сигнальщики, как и штандартоносцы, были одеты в специальные шлемы; они состояли из тубицинов (игравших на тубе, длинной этрусской трубе), корницинов («корну» — это скрученный рог) и буккинаторов, которые играли на коротком простом духовом инструменте. Римские офицеры были вооружены так же, как солдаты.
Под словом utraque militia подразумевались кавалеристы легиона, количество которых несильно изменялось по отношению к пехоте. Во времена Полибия это отношение составляло две сотни к четырем тысячам. Они были одеты в полный комплект бронзовых доспехов, который был легче греческого или галло- греческого [436]; небольшие щиты из бычьей кожи были круглыми, овальными или многоугольными. Оружием всадников были копья (contus), часто в дополнение они носили дротики, кинжалы и мечи, которые крепились справа. Последние, в отличие от современных кавалерийских сабель, сохраняли форму пехотных мечей. Греческие кавалеристы на римской службе при осаде Иерусалима, как мы узнаем у Иосифа Флавия, имели длинные мечи, носимые на правом боку.
За легионом тянулась его тяжелая «tormenta» — артиллерия: катапульты (для метания дротиков) и баллисты (для метания камней), в сопровождении векстиллариев (старых солдат), составляющих вексиллум, и обслуживаемые саперами — фабрами (лигнариями и т. д.). Обслуга лагеря (калоны, ликсы) и обоз (импедименты) шли позади.
Римляне тщательно муштровали свою пехоту. Вегеций рассказывает нам, что рекруты тренировались с ивовыми щитами и кольями, которые были в два раза тяжелее, чем обычное вооружение. Также регулярно проводились учебные поединки с деревянными мечами и метательными копьями, на наконечники которых были надеты шары.
В изнеженный период империи вскоре после Константина военная дисциплина ослабла и структура легиона была нарушена. Вместо того чтобы нести свои пожитки на себе, солдаты стали возить их в тележках. От гасты отказались, от шлема и кирасы солдаты тоже были избавлены, как от слишком тяжелых вещей. Вегеций [437] имел на то причины, когда приписывал разгром легиона готами недостатку былого защитного снаряжения воинов.
Римляне изучали возможности оружия не только во время ведения войн. На Марсовом поле и остальных семи парках столицы толпы молодых людей тренировались в верховой езде, владении мечом и спортивных дисциплинах. Могучим «тренировочным залом» служил также и Амфитеатр. Для этого полностью военного народа бои гладиаторов имели большое значение. «На самом деле это великолепный пример сильного влияния на людей, когда они постоянно видят в течение нескольких веков поединки бойцов, которые рубят друг друга, проявляют чудеса храбрости и никогда не молят о пощаде», — утверждает Монтень [438].
Мне кажется, что XIX век слишком много тратит чувств в отношении «отвратительного варварства ланист [439] (тренеров гладиаторов)» и в отношении бедняг, «забиваемых ради праздника римлян». Гладиаторские бои [440] зародились среди древних этрусков, которые, вместо того чтобы убивать над погребальным костром рабов и пленников, как Ахилл и Пирр, позволили им сражаться за свою жизнь. Изначально бои проводились только на публичных похоронах, и только в результате неправомочного использования обряда они стали проводиться на частных похоронах, затем — в качестве представлений и в конце концов — как элемент праздничных зрелищ.
Согласно Ливию [441], «когда Сципион показывал гладиаторов в Карфагене (в 546 г. до н. э.), это были не рабы и не люди, продававшие свою кровь, какие обычно попадали в обучение к ланистам» [442]. Эта служба была исключительно добровольной. Бойцов часто присылали вассальные князья, чтобы продемонстрировать доблесть своих людей; другие же выходили биться в честь своих генералов, а были и такие, что с помощью меча решали личные споры. Среди выдающихся можно называть Корбиса и Орсуа, двух родственников-германцев, которые решили боем отстоять свои претензии к городу Ибес; они «представили армии в высшей степени интересное зрелище» того, как старший боец легко отражал неумелые атаки младшего.
Даже когда гладиаторами в Риме стали приговоренные преступники и пленники, лишенные древними законами войны права на жизнь, еще оставалась некоторая гуманность. Хотя злодеев, приговоренных к ad gladium (gladius — меч), и должны были убить в течение года, те, которых приговаривали лишь к ad ludum (ludus — игра), могли в течение трех лет заслужить освобождение. А при империи принимать участие в шоу стало модно; Северу пришлось специально запрещать свободнорожденным гражданам, воинам, сенаторам и даже женщинам вступать на арену.
Жизнь гладиатора заставляла «честную бедноту» проклинать свой жребий. Они тренировались в самых лучших условиях, питались самой лучшей нищей (sagina gladiatoria); так, Цицерон называет крепкое здоровье и хорошие условия «gladiatoria totius corporis firmitas» [443]. Гладиатор становился членом семьи после того, как принимал клятву, которую Монтень приводит по Петронию (117): «Клянемся сражаться своими мечами… и терпеливо сносить все, что гладиатор должен терпеть от своего учителя, вручая ему свое тело и душу». Другими словами, ему хватало общества, и он был дисциплинирован. Под руководством ланисты гладиаторы ежедневно тренировались в школах [444]. Здесь они занимались «боем с тенью», состязались с рудисами (деревянными мечами). Гладиаторы рубили «палусы» подобно тому, как это и сейчас практикуется в армии, и укрепляли мышцы плеч и спины с помощью гантелей и тому подобных тренажеров. В результате рана, которая для нетренированного человека оказалась бы смертельной, находящегося в столь прекрасной форме гладиатора могла лишь временно вывести из строя [445]. Плиний отмечает, в какой небольшой опасности находился гладиатор. Рассказывая о двух вращающихся театрах К. Курио, которые во время представления могли крутиться внутрь или наружу, этот ворчун заявляет: «Гладиаторы подвергались едва ли большей опасности, чем римские граждане, позволявшие вот так вот крутить себя из стороны в сторону».
Будучи побежденным в бою и приговоренным к тому, чтобы «получить меч» (ferrum recipere), гладиатор, готовый к своей судьбе, встречал ее мужественно и твердо. Когда же поднятые вверх пальцы даровали ему пощаду, побежденный оставался в живых. Август гуманно отменил варварские бои, в которых не давалось пощады. Победителю даровали пальмовую ветвь и деньги, которые, вне всяких сомнений, повышали его привлекательность для женщин. Мы встречаем упоминания о старых гладиаторах, что говорит о том, что карьера гладиатора не обязательно прерывалась смертью. Эти ветераны, а иногда и новички, прошедшие всего несколько гладиаторских боев, по просьбе публики освобождались от своей службы распорядителем игр. В таких случаях им даровали рудис (rude donati), и в качестве рудиариев они счастливо доживали свой век.
Имеются и упоминания о гладиаторах выдающихся. Диоген Лаэртский не пренебрегает упоминанием четвертого Эпикура «…и, в конце концов, гладиатора». Спартак, Крикс и Эномай сбежали из фехтовальной школы Лентула, ушли из Капуи и разбили лагерь на склонах Везувия; они так действенно орудовали выкованными рабами железными мечами, что Афиней заявляет: «Если бы Спартак не погиб в бою, он бы натворил в нашей стране немало дел, как Эвн на Сицилии» [446].
Первый бой гладиаторов произошел в 246 г. до н. э. в форуме Боариум между Марком и Д. Брутом на похоронах их отца, во время сатурналий (наше Рождество) и праздников Минервы [447]. Отменил их Константин Великий (306–333 гг.), но его указ, казалось, лишь вдохнул в это явление свежую кровь: пленных франков на арене в Треве убивали сотнями. В конце концов их полностью уничтожил Гонорий, тот, что возвел в сан мученика монаха Телемаха. Вряд ли нужно подробно рассказывать, как этот полезший не в свое дело священнослужитель бросился в амфитеатр, чтобы разнять
