Все эти условности, запретные темы и тайны были рождены ее страхами, но они подтачивали любовь и доверие Мигеля, как вода точит камень. Покинув родительский дом, она унесла с собой его привычки и правила. Теперь это было ясно. Карина стремилась к любви без запретов и тайн, к любви, в которой нет ничего запретного и невозможного. Она хотела, чтобы ее любили самозабвенно и безусловно, но готова ли была сама дать такую любовь? И не слишком ли поздно пришло понимание?
Карина не знала, сколько минут или часов пролежала в постели, вспоминая, анализируя, решаясь.
В доме было тихо. Она давно отвыкла от такой тишины, и сейчас молчание окружающего мира начинало давить на нее. Тишина не позволяет отвлечься, не дает уйти от терзающих мыслей, переключиться на что-то другое. Умолкший, застывший дом словно ждал от нее чего-то. Решения. Действия. В какой-то момент тяжесть тишины стала невыносимой, и Карина заворочалась. Потом встала. Накинула халат. Осторожно, стараясь не шуметь, вышла в коридор.
Она сделала несколько шагов и остановилась перед дверью в комнату Мигеля. Повернула ручку. Никакого результата. К несчастью, Карина не обладала навыками взломщика. Простенький замок превратился в непреодолимое препятствие. Придет утро, и Мигель снова уедет в Буэнос-Айрес. Подавив раздражение, она вернулась в свою комнату и села на кровать. Думай же, думай. Постучать в стену? Нет, так можно разбудить Хавьера и Долорес.
С лоджии дохнуло свежестью, и Карина поёжилась. Она повернулась к окну. Лоджия. А что, если…
Карина вскочила с кровати. Дверь на лоджию была открыта. Оставалось только надеяться, что дверь с лоджии в комнату Мигеля тоже не заперта. Она запахнула халат, сунула ноги в мягкие тапочки и проскользнула на лоджию.
Чуткий слух Мигеля уловил слабый скрип. Он вздохнул и перевернулся на другой бок, прекрасно понимая, что уснуть уже не удастся.
Белая тень бесшумно пересекла комнату и остановилась у кровати.
— Карина?
Она сбросила халат.
— Вернись к себе.
— Нет.
— Черт возьми, ты простудишься. Немедленно надень халат и возвращайся в комнату!
— Возьми меня к себе.
— У меня нет никакого желания продолжать этот бессмысленный разговор.
— Пожалуйста.
11
Все решило это «пожалуйста».
Женщины умеют произносить некоторые слова так, так никогда не научатся делать это мужчины. В мире нет мужчины, сердце которого не дрогнуло бы от обращенного к нему призыва.
Мигель нехотя откинул одеяло.
— Ложись.
Карина прижалась к нему, и он невольно вздрогнул от прикосновения холодных пальцев.
— Ты замерзла.
— Согрей меня.
Он обнял ее одной рукой, притягивая к себе, и вдруг ощутил, как в животе у нее что-то шевельнулось.
Не что-то — их ребенок. Боже, о чем только думает эта женщина!
— Мигель…
— Да?
— Я люблю тебя, — шепнула она, едва шевеля прижатыми к его груди губами. — Я люблю тебя. Прости меня. Это я во всем виновата. Это я виновата в том, что не научилась выражать любовь. Это я виновата в том, что ты мне не верил. Любовь предполагает открытость, а я не смогла открыться тебе. Я боялась, что ты…
— Перестань. Не говори так, любимая. Я не могу это слышать. Тебе не в чем себя винить. Это я обидел тебя. Я не смог оценить и принять то, что ты подарила мне. Не кори себя.
— Ты действительно так считаешь? — Карина чуть отодвинулась и заглянула ему в глаза.
Мигель попытался что-то сказать, но она приложила палец к его губам.
— Нет. Помолчи. Повтори то, что ты только что сказал.
Он повторил, и она снова прижалась к нему.
— Мне так хорошо с тобой. — Ее губы легко касались его груди, напоминая прикосновение крыльев бабочки. — Я люблю маму, но она почти никогда не говорила добрых слов. Только ругала за что-то. А отец… Сколько я себя помню, он никогда не интересовался моими делами. Утром уходил, вечером приходил. Смотрел телевизор. Ложился спать. Он даже не целовал меня на ночь. Не спрашивал, как я учусь, кем хочу стать, когда вырасту. — Она вздохнула. — Я знала, что папа и мама любят нас с Малкольмом и делают для нас все, что могут, но никогда не получала от них совета, не слышала ласкового слова. Они не умели говорить о любви, не умели выражать ее.
Мигель кивнул, и Карина поняла, что он слушает и старается понять.
— Когда мы познакомились, когда я полюбила тебя, то сразу установила пределы, определила какие- то условия. Ты ничего не знал об этом и часто упирался в ту стену, которую я выстроила вокруг себя. Я не говорила тебе всей правды, потому что боялась. О таком мужчине, как ты, мечтает любая девушка. Ты шутил, когда сказал, что моя мать считает тебя богом, но для меня это не шутка. Разве могла я, живя в Гринвуде, мечтать о том, что встречу такого, как ты. Ты щедрый и добрый. Сексуальный. Надежный. Чудесный. Ты такой мужественный. Я просто не могла поверить, что мне так повезло. И, конечно, боялась потерять тебя.
Мигель заботливо поправил на ней одеяло.
— Я была потрясена, когда поняла, что нравлюсь тебе как Рина Роуз, но нисколько не сомневалась, что никогда не понравлюсь тебе как Карина Мелроуз, вырвавшаяся в Нью-Йорк из глубокого захолустья. О чем я могла тебе рассказать? О старом, разваливающемся домике на окраине Богом забытого городка? О матери, мечтой которой было выдать дочь замуж за богача? Об отце, больном, полуслепом молчуне и затворнике, живущем на крошечную пенсию? О попавшем в аварию брате? И, кроме того, я думала, что, сохранив что-то в тайне от тебя, сохраню и тот уголок, в который смогу забиться, когда ты уйдешь.
Мигель молча кивнул.
— Да, ты был прав тогда, в Нью-Йорке. Я не верила, что наши отношения вечны. Я жила в ожидании разрыва. Я знала, что однажды ты придешь и скажешь… — Она всхлипнула. — Я готовила себя к неизбежному, но так и не подготовилась. Раздвоиться невозможно. Нельзя перебежать из одной жизни в другую, оставив в прежней все свои заботы и проблемы. В Портленде мне было так же плохо, как было бы, если бы я осталась в Нью-Йорке.
— Жаль, что ты не осталась. Тогда я нашел бы тебя раньше.
Карина покачала головой.
— Я и не думала, что ты станешь искать меня.
Мигель посмотрел на нее с такой болью, с какой смотрят на людей загнанные звери.
— Знаю. Это моя вина.
Она не стала разубеждать его. Они оба несли на себе часть вины за то, что их отношения закончились столь плачевно. Пришло время признать это и постараться идти дальше.
— Мне нужно было больше рассказывать тебе о работе, о том, куда я езжу, о людях, с которыми встречаюсь. Это я, я сама создала условия для твоего недоверия. Именно поэтому, когда я рассказала о ребенке, ты так легко поверил в то, что у меня есть любовник.
