предлагаем постановочное фото для детей в оригинальных костюмах.
Когда маме жирного и наглого паренька, едва влезшего в костюм Человека-паука, в десятый раз не нравится, как смотрится композиция, меня окликают.
— Даня, привет! — передо мной медсестра «скорой помощи».
— Привет! — кажется, её зовут Нина.
— Узнал?
— Как можно не узнать джинна? — улыбаюсь я.
— Вы фотографируете моего ребёнка или нет? — орёт мне мамаша жирного паренька.
— Пусть ваш сын залезет вон на то дерево.
— Как настоящий Человек-паук! — Вопит малец.
Говорят, все дети прекрасны. Я не верю этому. В моей жизни было слишком много детей, послужными списками грехов которых мог бы гордиться сам Сатана.
— Дай мне пять минут, — прошу я Нину в надежде, что она уйдёт.
— Когда я заканчиваю с Человеком-пауком, Нина ждёт меня.
— Приходи в гости, — говорит она.
— В смысле?
— Просто приходи, — она смотрит мне в глаза, как бездомная собака. Мне её жалко. Жалость мерзкое чувство. — Напиши мне телефон. Я позвоню.
Отказать ей всё равно, что отказать бездомному, скулящему щенку в кусочке хлеба. Я диктую ей свой телефон. Мне хочется соврать в паре цифр, но я знаю, она сразу же перезвонит. Так она и поступает.
— Простите, а вы давно фотографируете? — говорит мамаша Человека-паука. Некоторые люди похожи на сифилис — от них не избавиться.
— Шесть лет, — вру я.
— Да? — она удивляется.
— Вы не верите в мои таланты? — я демонстративно поднимаю бровь.
— Дело в том, что нам нужен фотограф, — по лбу мамаши, прямо посередине, ползёт гигантская капля пота. Медленно и верно она приближается к переносице.
— На постоянную работу? — уточняю я.
— Нет, что-то вроде периодической подработки. У нас приватные вечеринки, — она смотрит мне в глаза. Капля пота разбивается о её переносицу.
На миг я представляю, как она участвует в оргии в каком-нибудь закрытом клубе. Сейчас это модно. Невольно оцениваю её огромную грудь. Наверняка, у неё огромные соски и просвечивающиеся вены.
— Так что? — она выводит меня из ступора.
Я диктую телефон и провожаю её взглядом, протирая объектив от невидимых капель крови.
Сто тысяч раз я повторял себе: пора остановиться, Даниил, ты зашёл слишком далеко. И каждый раз я находил оправдания. Мне всегда казалось, что я не переступил той грани, за которой кончается человечность.
Сейчас я пытаюсь в очередной раз убедиться в этом. В моих руках бутылка коньяка и пакет с лимонами. Я нажимаю на кнопку дверного звонка.
На пороге эффектная блондинка. На ней вновь золотистое платье. Её красоту несколько портит фурункул на правой щеке. Она приглашает меня войти.
Я прохожу в просторную комнату, застланную коврами. Они везде: на полу, на стенах и даже на мебели. Ковры делают мои шаги неслышными, словно у призрака.
Блондинка улыбается и молчит. Меня передёргивает, будто затвор. Передо мной оживший кошмар из того самого парка, где я должен был пройти посвящение. Чувствую, как сводит яйца.
— Присядь, — говорит она.
— Выпьешь? Я наливаю коньяк. Она режет лимон.
— Чёрт! — отдёргивает палец. — Порезалась!
Я вижу, как кровь капает на нож, а потом на лимон.
— Смой её, — прошу я.
— Смысл? Мы выпиваем коньяк. Она закусывает лимоном.
— И? — наконец, произносит она.
Я вспоминаю, как в парке занёс над ней ампулу. Такие разговоры сложно начать. Это как ступить на узкую доску, связывающую крыши двух небоскрёбов, а внизу гигантская, зияющая пропасть, от которой кружится голова. Я пытаюсь выжать из себя слова:
— В общем, вот так.
— Как так? — кровь по-прежнему украшает лимон.
— Где здесь туалет?
— По коридору направо.
Я захожу в туалет. Меня рвёт. Нет сил, чтобы наклониться к унитазу, поэтому я блюю прямо в раковину.
Чищу зубы пальцем, вымазав его в пасте, чтобы перебить мерзкий запах. В зеркале я вижу своё испуганное, посеревшее лицо и огромные капли пота на лбу. Глаза лихорадочно блестят, выдавая меня больше, чем что-либо.
— Вырвало?
— Да, — мне не хочется врать.
— Ты не переносишь кровь, так?
Она видит меня насквозь. Я это чувствую. Будто меня просвечивают сотни рентгенов, стимулируя раковые клетки. Сейчас я и сам в клетке. Она ловец. Я пойманный зверь.
— И что ты думаешь? — она улыбается.
— В смысле?
— В прямом. Что думаешь прямо сейчас, когда ты один на один с тем, кто может тебя с лёгкостью выдать?
— Прямо с лёгкостью?
— Почему бы и нет?
Она подходит ко мне вплотную. Её палец попрежнему кровоточит. Усаживается мне на колени, задирает юбку. Вижу её гладко выбритый лобок с голубоватой татуировкой. Она облизывает моё ухо. Переходит на шею и расстёгивает мне ворот рубашки. Это было бы весьма приятно, если бы не её кровь. Когда она нашаривает мой член сквозь ткань джинсов, я отталкиваю её. Она падает на пол, задевая бокал с коньяком. Коньяк выливается на ковёр.
Блондинка смеётся. Меня колотит. Она поднимается, одёргивает юбку и наполняет поднятый бокал.
— Не вижу смысла скрывать, — говорит она.
— Я вижу.
— Я поняла это ещё тогда, на первой встрече, когда ты вышел на сцену. Ты не наш!
— Разве?
— Конечно. Я была твоим посвящением?
Согласно киваю. Тогда, в парке, она должна была стать моей жертвой. Я занёс шприц с кровью, но не смог. Может быть, испугался. Или жалость взяла верх. Не знаю. Я предпочитаю называть мой мотив совестью. Я только сделал вид, будто уколол её. Михаил Петрович, скрытый за трансформаторной будкой, не заметил обмана. Жаль, что моя первая потенциальная жертва оказалась палачом.
Её зовут Юля. Она ходит вместе со мной в секту.
Теперь Юля всё знает. Не надо много ума, чтобы догадаться. Я не часть их. Во мне нет вируса, и я не способен разносить его. Она невольно поймала меня в ловушку. Тогда, в парке, я думал о воле Божьей. Что же, Бог как всегда распорядился по-своему.
— Неудивительно, что ты отказался переспать со мной, — говорит Юля.
— Может, ты просто не в моём вкусе?
Она фыркает:
