Цинция растолкала Генри и потребовала, чтобы он свозил ее посмотреть конец света. Генри был смущен. Его фабрику взорвали во время мирной демонстрации, и он оказался в тяжелом финансовом положении.
— Луи и Жанет тоже должны были прийти, — сказала Раби Пауле, — но вернулся их младший сын из Техаса с новой формой холеры.
Фил сказал:
— А одна пара видела, как разлетелась Луна. Она слишком близко подошла к Земле и разорвалась на куски. Один кусок чуть не разбил их машину.
— Мне бы это не понравилось, — сказала Марсиа.
— У нас было чудесное путешествие, — сказала Джейн. — Никаких ужасов. Просто большое красное солнце прилив и краб, ползущий по берегу. Мы оба были глубоко тронуты.
— Наука буквально творит чудеса в наши дни, — сказала Фрэн.
Майк и Раби решили съездить на конец света сразу после похорон, Цинция слишком много выпила и нехорошо себя почувствовала. Фил, Том и Дэйв обсуждали состояние рынка. Гарриет рассказывала Нику о своей операции. Изабель флиртовала с Майком. В полночь кто-то включил радио. Еще раз напомнили о необходимости кипятить воду в пораженных штатах. Вдова президенте посетила вдову предыдущего президента, чтобы обсудить детали похорон. Затем передали интервью с управляющим компанией путешествий во времени. “Дела идут превосходно, — сказал тот. — Наше предприятие даст толчок развитию всей национальной индустрии. Естественно, что зрелища типа конца света пользуются колоссальной популярностью в такие времена, как наши”. Корреспондент спросил: “Что вы имеете в виду — такие времена, как наши?” Но когда тот стал отвечать, его прервали рекламой. Майк выключил радио. Ник обнаружил, что чувствует себя чрезвычайно подавленным. Он решил, что это от того, что многие его приятели совершили поездку, а они с Джейн думали, что будут единственными. Он сидел рядом с Марсией и пытался описать ей, как полз краб, но Марсиа только хихикала. Ник и Джейн ушли совсем рано и сразу легли спать, не занимаясь любовью. На следующее утро из-за забастовки не доставили воскресных газет, а по радио передали, что уничтожить мутантных амеб оказалось труднее, чем предполагалось ранее. Они распространились в соседние озера, и всем в этом районе надо кипятить воду. Ник и Джейн обсудили планы на следующий отпуск.
— А не съездить ли нам снова посмотреть конец света? — предложила Джейн, и Ник долго смеялся.
Перевел с английского
В.Баканов
Ларри Нивен
ПРОХОЖИЙ
Был полдень, горячий и голубой. Парк звенел и переливался голосами детей и взрослых, яркими красками их одежд. Попадались и старики — они пришли достаточно рано, чтобы занять местечко, но оказались слишком стары и слабы, чтобы удержать всю скамью.
Я принес с собой завтрак и медленно жевал сандвичи. Апельсин и вторую жестянку пива я оставил на потом. Люди сновали передо мной по дорожкам — они и в мыслях не держали, что я наблюдаю за ними.
Полуденное солнце припекло мне макушку, и я впал в оцепенение, как ящерица. Голоса взрослых, отчаянные и самозабвенные выкрики детей словно стихли и замерли. Но эти шаги я расслышал. Они сотрясали землю. Я приоткрыл глаза и увидел разгонщика.
Росту в нем было полных шесть футов, и вкроен он был крепко. Его шарф и синие просторные штаны не слишком даже вышли из моды, но как-то не вязались друг с другом. А кожа — по крайней мере там, где ее не прикрывала одежда, — болталась на нем складками, будто он съежился внутри нее. Будто жираф напялил слоновью шкуру.
Шаг его был лишен упругости. Он вколачивал ноги в гравий всем своим весом. Не удивительно, что я расслышал, как он идет. Все вокруг или уже уставились на него или заворочали шеями, пытаясь понять, куда уставились все остальные. Кроме детей, которые тут же и позабыли о том, что видели.
Соблазн оказался выше моих сил.
Есть любопытные обыденного, повседневного толка. Когда им больше нечего делать, они подсматривают за своими соседями в ресторане, в магазине или на станции монорельссвой дороги. Оки совершенные дилетанты, они сами не знают, чего ищут, и, как правило, попадаются с поличным. С такими я ничего общего не имею.
Однако есть и любопытные-фанатики, вкладывающие в это дело всю душу, совершенствующие технику подглядывания на специальных занятиях. Именно из их среды вербуются пожизненные подписчики на “Лица в толпе”, “Глаза большого города” и тому подобные журнальчики. Именно они пишут в редакции письма о том, как им удалось выследить генерального секретаря ООН Харумана в мелочной лавке и как он в тот день нехорошо выглядел.
Я — фанатик. Самый отъявленный.
И вот, пожалуйста, в каких-то двадцати ярдах от меня, а то и меньше, — разгонщик, человек со звезд.
Разумеется, это разгонщик и никто другой. Странная манера одеваться, чуждые Земле драпировки из собственной кожи… И ноги, не приученные еще пружинить, неся вес тела в условиях повышенной тяжести. Он излучал смущение и робость, озирался с интересом, удивлением и удовольствием, возглашая безмолвно: я здесь турист.
Глаза, выглядывающие из-под плохо пригнанной маски лица, были ясные, синие и счастливые. От него не ускользнуло мое внимание, но ничто не могло омрачить его почти молитвенный восторг. Даже непослушные ноги, которые, наверное, нещадно ныли. Улыбка у него была мечтательная и очень странная. Приподнимите спаниелю уголки пасти — вы получите именно такую улыбку.
Он впитывал в себя жизнь — небо, траву, голоса, все, что растет кругом. Я следил за его лицом и пытался расшифровать: может, он приверженец какой-нибудь новой, обожествляющей Землю религии? Да нет. Просто он, вероятно, видит Землю впервые, впервые настраивается биологически на земной лад, впервые ощущает, как земная тяжесть растекается по телу, и когда от восхода до восхода проходит ровно двадцать четыре часа, самые его гены внушают ему: ты дома.
Все шло как надо, пока он не заметил мальчишку.
Мальчишке было лет десять — прекрасный мальчишка, ладненький, загорелый с головы до пяток, А ведь в дни моего детства даже совсем-совсем маленьких заставляли носить одежду на улице. До той минуты я его и не видел, а он, в свою очередь, не видел разгонщика. Он стоял на дорожке на коленях, повернувшись ко мне спиной. Я не мог разглядеть, что он там делает, но он что-то делал — очень серьезно и сосредоточенно.
Прохожие на разгонщика уже почти не обращали внимания, кто по безучастности, кто от переизбытка хороших манер. Я же глаз с него не сводил. Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я изучал его самого из- под полуприкрытых век, прикидываясь стариком, задремавшим на солнышке. Существует непреложное, как принцип Гейзенберга, правило: ни один подлинный любопытный не допустит, чтобы его поймали.
Мальчишка вдруг нагнулся, потом поднялся на ноги, сомкнув ладони перед собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
Глаза у разгонщика округлились и вылезли из орбит. Удовольствие соскользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса ничего не осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
Хоть я и не могу теперь похвалиться резвостью, я успел подскочить к нему и подставить свое костлявое плечо ему под мышку. Он с готовностью навалился на меня всем весом. Мне бы тут же сложиться вдвое и втрое, но я, прежде чем сделать это, сумел кое-как доволочь его до скамейки.
