Согласно новому принципу, законы физики не меняются, если вместе с зеркальным отражением одновременно заменить все частицы античастицами. Последующее развитие физики элементарных частиц показало, что и этот закон имеет свои границы. Если закон сохранения чётности, то есть симметрия по отношению к отражению, нарушается лишь в так называемых слабых взаимодействиях, ответственных за процессы радиоактивного ?-распада, то закон сохранения комбинированной чётности оказывается неверным в некоторых особых случаях превращений элементарных частиц, происходящих с очень малой вероятностью.
Так был открыт новый фундаментальный закон природы.
Так что симметрия «правого» с «левым» существует не сама по себе, а лишь объединённая с симметрией между частицами и античастицами.
В 1957 году один из ближайших учеников Ландау действительный член Академии наук СССР И. Я. Померанчук опубликовал работу, в которой утверждал: взаимодействия частиц и античастиц при высокой энергии одинаковы. Этот вывод, по словам Ландау, положил начало новому разделу науки — физике элементарных частиц предельно высоких энергий.
В 1959 году в Киеве состоялась Международная конференция по физике высоких энергий. Ландау был в приподнятом настроении. Он сиял, он наслаждался вереницей лиц, он без конца спорил, легко переходя с датского на французский или с немецкого на английский. Он одинаково внимательно выслушивал и Гейзенберга, и никому не известного студента. Дау был до того приветлив и прост в своей яркой рубашке и босоножках, что несведущему человеку и в голову не могло прийти, что он говорит с властителем дум физиков мира. Какой-то умник спросил у Ландау, нет ли у него более приличного костюма, на что академик ответил, что эти вопросы он привык обсуждать только со своей женой.
– Учёные должны разговаривать, а не скрываться друг от друга, — заявил Ландау корреспондентам.
Группа участников Киевской конференции по физике высоких энергий. 1959 г.
Прогулка по Днепру.
Для участников конференции устраивали экскурсии по Днепру, в театры, на заводы. На одном из предприятий Дау собрал вокруг себя группу студентов и рабочих и что-то оживлённо им рассказывал. Место для беседы было явно неподходящее: стучали машины, пахло подгоревшим маслом. Мимо проходил профессор Абрикосов и остановился, чтобы послушать. Увидев его, Дау моментально замолчал.
– Вы это уже знаете, — сказал он Алексею Алексеевичу, чтобы тот поскорее уходил и не нарушал идиллии.
По отзывам зарубежной прессы, Киевская конференция прошла под знаком идей Ландау.
На Киевской конференции академик Ландау выступил с докладом. Иностранные учёные назвали этот доклад «Киевской программой Ландау». В своём выступлении Вернер Гейзенберг приветствовал «революционный дух программы Ландау». Он заявил:
– Мой путь более консервативен, однако я полагаю, что консерваторов надо бояться больше, чем революционеров.
На Киевской конференции. Л. Д. Ландау беседует с американским физиком М. Гелл-Манном.
Речь в докладе Ландау шла не о новой работе или открытии, а о принципиально новом подходе к физике элементарных частиц. Лев Давидович говорил о том, что «недалеко то время, когда будут окончательно написаны уравнения новой теории». Создать её будет нелегко — «…даже в лучшем случае нам предстоит тяжёлая борьба».
«Всегда стремиться к ясности»
История науки показывает, что крупный учитель не может не быть большим человеком.
Там, где был Дау, то и дело звучали стихи. Читал он монотонно, нараспев, как читают поэты. Чаще всего — Лермонтова.
Он любил баллады Жуковского: «Светлану», «Лесного царя» и особенно «Замок Смальгольм».
В этой балладе сто девяносто шесть строк, и он всю её помнил. Он декламировал её, подчиняясь могучему размеренному ритму.
Дау часто ездил к Маршаку «за стихами», быстро их запоминал и потом читал друзьям. Особенно его пленила старинная английская баллада, переведённая Маршаком:
И так — без запинки, до конца.
Из советских поэтов он больше других любил Константина Симонова и о себе говорил: «Я старый симонист».
Что же касается английских поэтов, то первое место среди них принадлежало Байрону. Но чаще всего Дау читал стихотворение Киплинга «Если». Лев Давидович очень сожалел, что это стихотворение, быть может, самое мужественное в английской поэзии, до сих пор не имеет равноценного русского перевода.
Дау знал множество частушек, загадок, эпиграмм и очень любил повторять их. Увидев усача, он начинал
