Франко довольствовался «арендной платой» в 100 миллионов долларов за эту недвижимость. Теперь он потребовал пятилетнего соглашения и 300 миллионов долларов. Чтобы показать, сколь безмерен его демократизм, он провозгласил «амнистию» испанским республиканцам, приурочив ее к тридцатилетию своей победы, — но заключенные не были освобождены из тюрем. Монархисты, сторонники Хуана Бурбона (отца Хуана Карлоса), провели антифранкистскую демонстрацию.
На ежегодном параде победы, в 1969 году, когда ожидалось прибытие 16 миллионов туристов, вооруженные силы Франко были оснащены американскими самолетами и танками. Стороны пришли к соглашению, и наша аренда была продлена на 15 месяцев всего лишь за 175 миллионов долларов, вынутых из кармана американских налогоплательщиков. Наш собственный каудильо разрешил американским солдатам проводить маневры совместно с испанскими. Если верить статье Флоры Льюис в «Ньюсуик», они практиковались в подавлении воображаемого «мятежа». Государственный департамент признал, что такие «военные игры» имели место, но «уклонился от ответа на вопрос», обязалась ли наша страна защищать Испанию… от испанского народа.
В 1970 году постоянные махинации Франко с нашими базами снова всплыли на поверхность, и появились симптомы, что на этот раз Никсон подпишет долгосрочный пакт, но как «исполнительное соглашение», а не договор. Договор ведь должен ратифицироваться сенатом, а соглашение — нет. Сенатор Уильям Фулбрайт, председатель Комиссии по иностранным делам, сразу понял, чем тут пахнет, и поднял шум, тем не менее тогдашний министр обороны Мелвин Лэйрд отправился в Мадрид и подписал соглашение, которое за пять лет должно было обойтись нам всего лишь в 385 миллионов долларов.
В 1970 году Испанию посетило 24 миллиона туристов — на 11,2 % больше, чем в предыдущем году. Они оставили в Испании 1 миллиард 700 миллионов долларов. Однако охота за басками продолжалась, и еще пятнадцать было арестовано через несколько часов после того, как Франко «великодушно» смягчил приговор. Его великодушие не распространилось на «образцовую» мадридскую тюрьму, где 28 марта 1971 года 70 «несуществующих» политических заключенных начали шестидневную голодовку «в знак протеста против жестокости полиции и дурного обращения тюремных властей».
Затем наш временный вице-президент Спирс Armo прибыл в Испанию с официальным визитом, чтобы принять участие в праздновании годовщины фашистского мятежа 18 июля. Он также навестил Сукина сына, сыграл в гольф, и, по утверждению монархического листка «АБЦ», его присутствие придало ежегодному празднику «особую торжественность». Процерковная «Иа», однако, не согласилась. Она позволила своему обозревателю попенять высокому гостю за его «опасное упрощенчество» в вопросах, касающихся войны во Вьетнаме, и за его нападки на американскую прессу. «Иа» назвала его «представителем крайне правого крыла». (Браво!)
В начале 1972 года «уничтоженная» Организация освобождения басков похитила баскского промышленника. Он был отпущен, когда согласился восстановить на работе 183 уволенных им рабочих.
Весь январь 1972 года полицейские снова пытались утихомирить мадридских студентов.
Мемориал Гражданской войны в баскской части страны был взорван членами Организации освобождения басков (как позднее будет уничтожена и «Долина павших»).
Когда в Бискайе пытались арестовать четырех человек по подозрению в принадлежности к Организации освобождения басков, был убит полицейский. Те, кого пытались арестовать, бежали.
Девять юношей были арестованы в Бильбао за «подрывную пропаганду». На французской границе возникла перестрелка, двое басков нашли убежище во Франции, а третий был убит.
В октябре отмечалась 36 годовщина пребывания Франко у власти в роли «вождя Испании милостью божьей». Упоминалось о его приближающемся восьмидесятилетии, о том, что он намерен оставаться на своем посту, пока бог, чьей милостью он занял этот пост, «сохраняет мне жизнь и ясный разум». Однако инфляция начинала брать свое, и повсюду вместе с ростом стоимости жизни росло недовольство. Попытки режима «взять прибыли под контроль», как сообщала «Лос-Анджелес тайме», провалились. Затем стали известны тщательно скрываемые результаты опроса общественного мнения, который правительство провело в 1971 году с целью выяснить политические склонности испанского народа. Вот эти результаты:
коммунисты и левые социалисты — 40 %;
христианские демократы — 40,5 %;
либералы — 13 %;
социал-демократы — 4 %.
Такого рода сведения, а также волнения вокруг «карабанчельской десятки», которую «готовили» к процессу, побудили Франко затянуть гайки потуже. В Барселоне временно закрыли три университета, а еще в пяти ввели чрезвычайное положение (то есть ввели полицию на их территорию).
Затем Франко назначил своего человека, Карреро Бланко, о котором говорили, что он больше Франко, чем сам Франко, премьер-министром. Считалось, что это шаг к «передаче власти» из дряхлых рук восьмидесятилетнего диктатора с тускнеющим разумом в руки его духовных и физических преемников.
Семидесятилетний Бланко срочно набрал в свой кабинет самых узколобых реакционеров, покончив с прежним так называемым центристско-технократическим правительством. Людей, которые делали «божье дело», начали смещать, и на арене вновь появились штурмовики фаланги.
Покуда шли приготовления к процессу «карабанчельской десятки», было объявлено, что за первые шесть месяцев 1973 года Испания «заработала» 1,2 миллиарда долларов благодаря увеличению количества туристов по сравнению с 1972 годом всего на 4 %. Однако прибыль, полученная от этих четырех процентов, увеличила наличные получения почти на 21 %. Туристы, по-видимому, принадлежали к более высокому разряду, чем прежние.
В Барселоне были арестованы два человека, которых объявили коммунистами и упрятали в тюрьму на срок от шести месяцев до шести лет, а 28 октября в том же городе были арестованы в церкви и брошены в тюрьму 113 человек второй «Ассамблеи Каталонии».
Прекрасно понимая, кто намазывает ему хлеб маслом, Франко 26 ноября заявил, что «в следующий раз» за возобновление прав на размещение американских военных баз он потребует как минимум договор с США об обеспечении безопасности. «Нью-Йорк тайме» по этому поводу писала: «Некоторые официальные лица, особенно в Пентагоне, будут, очевидно, склонны согласиться, поскольку подобный договор лишь официально оформит неписаное обязательство защищать Испанию, которое США, в сущности, взяли на себя, заключив существующие соглашения». Поскольку никто на моей памяти Испании не угрожал (во всяком случае, после 1898 года, когда ей угрожали мы), «защищать» правительство Франко надо от одного противника — испанского народа{[74]}.
В начале декабря 1973 года кардинал Висенте Энрике-и-Таранкон, архиепископ Мадридский и высший католический авторитет Испании, призвал правительство дать испанцам больше политических свобод. Высший «никсонический» авторитет, Генри Киссинджер, на следующей неделе посетил каудильо и договорился о встрече с его министром иностранных дел, чтобы возобновить «соглашение о дружбе и сотрудничестве, которое включает 25 000 американских военнослужащих и лиц вспомогательного состава, находящихся в Испании».
Именно в этот узловой момент произошли два взрыва: один фигурально, другой — буквально.
6
Адмирал Луис Карреро Бланке был религиозным человеком. (Все высокопоставленные франкисты, включая самого Сукина сына, стали чрезвычайно религиозны после «победы» в войне.) Адмирал, став премьер-министром, каждое утро в одно и то же время отправлялся слушать мессу. Затем снова садился в машину и ехал к себе в канцелярию.
За час до начала процесса над «карабанчельской десяткой» машина адмирала взорвалась, перелетела через пятиэтажную церковь и рухнула на балкон второго этажа с другой стороны. В машине был адмирал. Кроме него — шофер и телохранитель.
Крышку снова захлопнули, но, как ни странно, ожидаемого разгула жестоких репрессий не
