– Ну вот… таким быть.
– А я какой?
– Ты тяжелый человек, с тобой трудно.
– Это вам-то со мной?
– Не только мне. Боюсь, что твоей жене будет с тобой еще тяжелее.
– Вот закончится война, – неожиданно сказал Мордвинов, – законтрактуюсь на зимовку. Куда-нибудь на Диксон, а то и подальше – на мыс Желания. Есть такие зимовки-одиночки, целый год человек один. Никого нет, только рация, винчестер, консервы и… книги. Много книг!.. Вот там я подумаю о себе и о своей жизни вдоволь…
– Ты любишь крайности. Ты весь какой-то… Ну, как бы тебе сказать?.. Угловатый, что ли… С тобой неуютно, Яша. Все равно, что в тесной комнате: неосторожно повернешься – и сразу ударишься обо что- нибудь.
– Может быть, – согласился он, – есть, конечно, и поуютнее. Вот, например, лейтенант Пеклеванный – об такого не ударишься… Ух, и не люблю же я его! – страстно произнес он, сразу же понял жестокость своих слов, но уже не мог сдержаться. – Жаль, что он не матрос, а то бы подрались мы с ним когда- нибудь!
– Скажи, что он тебе сделал плохого? – тихо спросила Варенька.
– А ничего он мне плохого не сделал. И вежлив он, и справедлив вроде, и не кричал на меня никогда. А вот от Рябинина я поначалу, как на «Аскольд» пришел, больше натерпелся… Он меня к морской жизни так приучал, что я на четвереньках до своей койки добирался. Однажды, когда партию печени тресковой в салогрейке запорол, так он меня даже за ухо при всех оттаскал. А вот скажи мне, что умереть за него надо, – хоть сейчас готов. И не только я – все аскольдовцы к нему так относятся. А про Пеклеванного хочешь правду знать?..
– Не хочу!
– А-а-а, боишься!..
– Не хочу! Потому, что не люблю неправду.
– А я правду скажу… – но он осекся и, прикусив губу, потупился.
Наступила тяжелая пауза.
– Кстати, – спросила Варенька, пытаясь изменить направление разговора, – о чем вы с ним разговаривали там, в вестибюле?
– Я рассказал ему о своей службе.
– А где ты сейчас служишь?
– Я?.. Я стою у пограничного столба, на том самом месте, где немцы так и не могли перейти нашу границу! – сказал он.
– А немцы близко?
– Это уже неважно, – ответил Мордвинов и замолчал.
Потом, сухо простившись, ушел. Стоя у раскрытого окна, Варенька долго смотрела ему вслед, и, когда он скрылся за сопкой, ей почему-то захотелось вернуть его обратно. Она вдруг почувствовала, что вот сейчас у нее нашлись бы нужные теплые и дружеские слова, чтобы согреть этого сложного и хорошего человека, который любит ее…
Китежеву перевели в отделение выздоравливающих в тот день, когда было получено сообщение, что войска Ленинградского фронта выбили финнов из дачного пригорода – Терийоки. И то, что она поправляется, и то, что освободили этот тихий городок, в котором она еще студенткой отдыхала перед войной, – все это развеяло в ее душе какую-то неясную печаль и уничтожило горький осадок от разговора с Мордвиновым.
Летчики из соседней палаты пригласили ее к себе, и до самого отбоя она играла с ними в домино. Один летчик был уже знаком ей по службе в транспортной авиации. Варенька играла вместе с ним, и он, пользуясь правом старого знакомства, ругал девушку за постоянные проигрыши, называя ее на «ты».
– Ну куда ты опять со своей шестеркой лезешь! Ты же видишь, что я на одних «азах» играю, а тебе лишь бы кость сплавить!..
– Ай, как ты кричишь на меня! – смеялась девушка. – Откуда я могу знать, что у тебя «азы»!
В самый разгар игры пришел главврач с помощниками.
– Спать, спать, молодые люди! Китежева, идите в палату!..
Когда девушка уже ложилась в постель, Кульбицкий пришел к ней, осмотрел рану и спросил:
– Вы плавали на «Аскольде»?
– Да, с осени прошлого года.
– Где учились?
– Перед войной окончила медицинский институт, в сорок первом стала военным фельдшером, а потом прошла курсы усовершенствования корабельных врачей.
– Какой профиль вашей основной работы?
– Я врач-терапевт.
– Вы не могли бы завтра после обеда зайти ко мне в кабинет?
– Хорошо, товарищ подполковник.
На следующий день Варенька натянула халат, просунула ноги в шлепанцы и спустилась на второй этаж, где находился кабинет главного врача поликлиники Северного флота.
– Я вас слушаю, товарищ подполковник.
Кульбицкий сидел за столом, просматривая толстую папку с документами. По цвету обложки Варенька узнала свое личное дело. Подполковник спросил:
– Варвара Михайловна, вы не хотели бы работать в нашей поликлинике?
Варенька замялась.
– Мне хотелось бы вернуться на корабль, – сказала она.
– Вы будете работать не только в лаборатории, но и на кораблях, – перебил ее Кульбицкий и вдруг спросил: – Вы страдаете морской болезнью?
– Я начинаю укачиваться только с восьми баллов.
Вареньке нравилось, что она еще сидит в больничном халате, а ей уже предлагают новую работу.
– У вас на «Аскольде» были случаи заболевания?
– Во время сильного шторма – да!
– Как вы лечили заболевших?
– Матросам, пульс которых замедляется, я давала по двадцать капель белладонны в день и заставляла пить кофе. А тем, у кого пульс, наоборот, учащался, я делала подкожное введение ацетилхолина.
– Таким образом, – заключил подполковник, – при лечении вы делили всех заболевших на две группы по их нервным темпераментам: на ваготоников и симпатикотоников, так?
– Да, – кивнула девушка, еще не понимая, к чему клонится весь этот разговор.
Кульбицкий встал, носком ботинка поправил загнувшийся край ковра. Девушка ждала…
– Недалек тот день, когда начнется наше наступление, – медленно произнес подполковник. – Надо полагать, что близость такого обширного морского театра, как Баренцево море, позволит командованию прибегнуть к ряду крупных десантных операций. Пехотинец, сошедший с палубы корабля, должен сразу вступать в бой. Этот измеряемый секундами момент, когда он бросается в первый рывок на вражеский берег, решает все и требует от десантника колоссального напряжения всех человеческих возможностей. Вы понимаете, товарищ Китежева, что я имею в виду, – силу, бодрость и ясность разума… Но как же десантник может идти в бой, если его измотало море, если он болен?
Этот вопрос Кульбицкий произнес так, словно обращался непосредственно к девушке.
– И вот перед нами, – продолжал он, – морскими врачами, стоит задача: найти препарат для борьбы с морской болезнью!
– Товарищ подполковник, это очень интересно. Я, пожалуй, согласна. И даже не пожалуй, а точно…
Прощание с берегом
Рыболовный флот Заполярья переживал тяжелые дни. Часть траулеров сменила свои мирные вымпелы на широкие полотнища военных флагов. Другая часть пропала без вести в океане, – слишком
