быть международной. Этим делом должно заниматься международное сообщество. Такой центр мог бы быть под эгидой ООН. И в нем решения принимались бы не Америкой с Англией, а профессионалами, аналитиками из разных стран. И если бы, к примеру, готовилось вторжение в Ирак, то этот центр тоже свое слово мог бы сказать, что там, в Ираке, никакого международного терроризма нет. Он мог бы выявлять настоящие источники финансирования терроризма и давать о них реальную информацию. И она, естественно, отличалась бы от той дезинформации, которой кормит весь мир Америка.
— Такой центр, наверное, не создадут никогда.
— Вполне возможно. Ведь, он показал бы мировому сообществу — а кто же главный заказчик. Тогда бы и превентивные средства борьбы с терроризмом начали бы работать достаточно эффективно.
Еще я считаю, что борьба с международным терроризмом должна начинаться с реальной борьбы с наркобизнесом. Только на территории Афганистана, Ирана и Пакистана в год производятся тысячи тонн наркотиков. Мы же видим, что только килограммы задерживаются правоохранительными органами. А где, интересно, эти тонны распространяются? А куда идут деньги, полученные от их продажи?
— Михаил Яковлевич, научно-философский Центр «Евро-Азия — III тысячелетие» занимается не только анализом, но и прогнозированием. Скажите, как на ваш взгляд, могут развиваться события дальше?
— По мере возрастания борьбы с терроризмом под эгидой США террористические проявления будут усиливаться. Дробление государств продолжится. Страны станут достаточно маленькими, а границы — достаточно прозрачными. И вроде бы настанет хаос, но он будет достаточно контролируемым.
— То есть, в борьбе транснациональных корпораций с национальными правительствами побеждать будут транснациональные корпорации?
— Да.
— А возможна ли хоть какая-то вразумительная альтернатива этому беспределу?
— Альтернатива единственная — накормить население Земли. Но тогда выращивать придется не наркотическое сырье, а зерно и овощи, в чем мощные международные кланы совершенно не заинтересованы.
Аркадий ДАНИЛЬЧУК:
«Измены соседей пробудили желание служить в госбезопасности»
— Родился я в 1932 году. К началу войны мне было девять лет. Отец, уходя на фронт, сказал: «Ты самый старший». В тот день отца я видел последний раз. Он погиб. Вот сейчас часто приходится слышать: мол, надо примириться с бандеровцами. А я всегда отвечаю: «Ну, как я могу примириться, если они убили моего отца?..» Война прошла в очень тяжелых условиях — холод, голод, расстрелянные, повешенные, изменники среди соседей. В общем-то, именно это — предательство сограждан, сотрудничавших с фашистами — послужило причиной того, что я решил пойти служить в органы госбезопасности.
— В какой области вы родились?
— Я киевлянин. Родился здесь, на Шулявке, в бандитском районе. Но перед войной семья переехала и поселилась возле Голосеевского леса. Вот этот Голосеевский лес и спас нас от угона в Германию. Как только появлялись приметы какой-то опасности, мы уходили в лес, по несколько дней жили в окопах, а немцы боялись туда соваться.
Так вот, глядя на соседей, на измены, на предательство, я изъявил желание служить в госбезопасности. Поступал в Львовскую школу. А туда приехали представители из Ленинградского института, присмотрелись к поступающим нескольким молодым людям, в том числе и ко мне, предложили учиться в Ленинграде.
— Как называлось это учебное заведение?
— Институт иностранных языков КГБ при Совете Министров СССР. Это было одно из сильнейших учебных заведений Советского Союза.
Моим однокурсником был небезызвестный ныне Олег Калугин. Мы с ним дружили, он неоднократно бывал у меня в Киеве во время каникул. Я знаком и с его женой Людой. Он познакомился с ней в Ленинграде. Его родители были против того, чтобы он на ней женился. Но вскоре Олег поставил их перед фактом: уже надо жениться. Потом много было сплетен, спекуляций, говорили, якобы он женился на дочери заместителя Председателя КГБ СССР генерала Цвигуна. Это неправда. Его жена — из простой ленинградской семьи. Я ни в коей мере не оправдываю его измену, хочу только сказать, что после его переезда в США многие факты из его биографии были грубо искажены.
— Сколько лет вы учились в институте?
— Четыре года.
— Какие там были дисциплины?
— В основном, специальные. Ну, и иностранные языки, конечно же. Я учил английский и немецкий. Надо сказать, что уровень знания нам давали намного выше, чем в других вузах. По окончании второго курса мы уже довольно свободно разговаривали, а вот, к примеру, студенты университета прекрасно знали грамматику, а говорить не могли.
Когда окончил институт, меня направили на Украину.
— Чем вы занимались сразу же после окончания вуза?
— Меня сразу же направили в Херсонскую область. Там нас, несколько молодых работников, посадили на пересмотр дел для реабилитации. Восемь месяцев там работал, пересматривал эти дела, писал заключения, и по этим материалам несколько десятков людей реабилитировали. А через восемь месяцев меня отозвали в Киев.
Тогда два с половиной проработал в киевском управлении на оперативных должностях. А в 1959 году меня перевели в Первое главное управление КГБ, то есть в разведку.
— Расскажите подробнее — как это был о, как вам предлагали работу в разведке?
— Как известно, главным нашим противников были тогда Соединенные Штаты. И мне предложили тогда два варианта — либо руководящую должность, либо ехать в США, вести «черновую» оперативную работу. Я выбрал командировку в США. Хотя многие из тех, кому предложили такой же выбор, предпочли руководящую должность. И вот в возрасте 28 лет я оказался в Америке.
— Вы работали в легальной разведке?
— Да, в легальной. Нелегальная разведка — это совсем другое направление. А легальная, она работает под крышей дипломатических представительств и различных бизнес-структур.
— Как называлась официальная должность, которая служила для вас прикрытием?
— Она была совершенно рядовая. Даже не дипломатическая. Я числился на должности пресс- атташе.
— В связи с этим вам, наверное, приходилось писать и статьи для газет?
— Писать всегда приходилось много. Правда, не статьи, а закрытую информацию. А статьи для прессы там было кому писать.
— Теперь расскажите о самой работе в Америке?
— А вот и это есть самое сложное. О такой напряженной, интересной, порой драматической работе так мало можно рассказать.
— Возможно, вы были участником каких-то общеизвестных событий?
— К таким, пожалуй, можно отнести Карибский кризис. Само собой понятно, что мое участие в тех
