дороге и иней на деревьях. Валери вдруг вспомнила последний фильм, на который они ходили с Дюрозье. Фильм был про женщину-полицейского. Беременная, едва ли не на сносях, она продолжала работать, бороться с преступниками и хулиганами. Фильм ей понравился, а Жан-Шарль зевал. Сейчас казалось, что все это было очень давно…
— Как его пресс-атташе, я должна продвигать книгу и ее автора, но это совершенно невозможно. Он больше никуда не ходит, отказывается встречаться с журналистами, не участвует в конференциях. Даже с друзьями перестал поддерживать отношения. Перси Кларенс был одним из немногих, с кем он иногда перезванивался.
— Тем не менее книга неплохо продается.
— Только благодаря скандалу, который она вызвала.
— В последнее время ему не угрожали?
— По-моему, нет. Он не все мне рассказывает.
— Он тебе не доверяет?
— Мне кажется, что в последнее время он стал настоящим параноиком. Задает мне странные вопросы о людях, с которыми я общаюсь, о том, что я делаю в те дни, когда не прихожу к нему. Сейчас он работает над биографией Бен Ладена. Если бы он знал, что я в курсе, он бы мне глаза выцарапал. Так и есть, он мне не доверяет.
— Он знает Бен Ладена?
— Он никогда с ним не встречался, я абсолютно уверена. Мишель знаком с какими-то афганцами, которые приходят к нему и что-то рассказывают. Этих типов кроме денег ничего не интересует…
— Он и вправду может вывести нас на людей Тарика Хамзы?
— Думаю, да, но серьезно он станет разговаривать только с твоим шефом.
— Хочешь сказать, что мне он тоже не доверяет?
— Он не любит женщин.
— А ведь он красивый парень, и у меня не создалось впечатления, что он тебя ненавидит.
Кардона выдохнула и, схватившись за ручку двери, повернулась к окну. Валери стало неловко. Она никак не могла понять, какие отношения связывают писателя и его пресс-атташе.
— А что сейчас происходит в министерстве?
Придя в себя, Кардона, очевидно, решила сменить тему разговора.
— Сейчас там экстренное совещание, как и всегда, когда безопасность Франции под угрозой. Это самое меньшее, что мы можем сделать.
— А тебе уже приходилось участвовать в таких делах?
— Что ты имеешь в виду?
— Заманивать в ловушку террористов, желающих заполучить рукопись?
— Нет, такое со мной впервые, — ответила Валери.
— Честно?
— Честно. Скажи мне, между тобой и Мишелем что-то есть?
— Нет, ничего. Я же тебе рассказала, что это за человек.
— Ну, это ничего не значит. Мне кажется, вы были бы красивой парой.
— Уверяю тебя, что между нами ничего нет.
В салоне воцарилось молчание. Машина ехала все так же медленно. Либо Валери совсем ничего не понимала в человеческих отношениях, либо Кардона лгала, и в этой лжи было что-то необъяснимое и потому опасное. Зачем отрицать очевидное? Что она пытается скрыть?
Валери посмотрела в окно. В голову ей лезли глупейшие мысли. Неожиданно она вспомнила название фильма братьев Коэн.
— «Фарго»!
— Что ты сказала? — не поняла Кардона.
— Я вспомнила название одного фильма.
Валери уже не знала, что и думать, но тут зазвонил ее мобильный. Она узнала один из номеров, которыми пользовался Морван.
— Валери, слушаю.
— Где вы сейчас?
— Мы в машине. Едем очень медленно. Гололед.
— Когда встретитесь с де Ла-Мот-Ружем, смело предлагайте ему деньги, много денег, если он будет сомневаться. Эта рукопись нужна нам, сколько бы она ни стоила. Шабер принял решение установить контакт с убийцами Перси Кларенса.
— Выходит, ему понравилась моя идея.
— Идея была что надо.
— А если он откажется отдать нам рукопись?
— Дайте ему понять, что она нам крайне необходима и что в случае чего мы можем ее конфисковать. Припугните его, не стесняйтесь. И возвращайтесь в Париж с манускриптом, я жду.
— Куда вам ее привезти?
— Я вам перезвоню.
Морван отсоединился.
— Это был твой шеф? — спросила Кардона.
— Да.
— Что он хотел?
— Чтобы я раздобыла рукопись.
— Он готов раскошелиться?
Если бы тут все дело было в деньгах, неожиданно подумала Валери. Через несколько часов бесценная рукопись и огромная сумма денег перешли бы из рук в руки, вот и все… Но впереди маячило нечто непредвиденное. Может, просто ограбление?
— Чем ты занималась до того, как стала пресс-секретарем в «Галуа»?
— Это долгая история.
— Я люблю истории, к тому же, сдается мне, приедем мы еще не скоро.
Морван вышел из конференц-зала Министерства внутренних дел со смешанными чувствами.
Шабер выступал великолепно и, не моргнув глазом, ответил на все вопросы журналистов, ни разу не позволив им себя сбить. Не имея никакой конкретной информации, он тем не менее сумел убедить собравшихся, что все будет хорошо. В основном речь на пресс-конференции шла о книге Клеман-Амруша, о свободе слова и свободе печати. Журналисты не преминули спросить министра об отношении правительства к сложившейся ситуации и о том, какие меры приняты для того, чтобы обеспечить безопасность писателя.
Как ни странно, почти ничего не говорилось о террористической угрозе. Пресс-конференция чем-то напоминала семинар по конституционному праву. Вслед за журналистами Шабер восхвалял свободу прессы и ее право критиковать любую религию.
Ни о Тарике Хамзе, ни о рукописях не было сказано ни слова. Шабер вышел победителем. Несколько журналистов даже зааплодировали (случай небывалый!), когда он упомянул о деле Дрейфуса, которое, конечно же, к настоящей ситуации не имело никакого отношения.
Подняв воротник, Морван прошел мимо Елисейского дворца. Кругом было полно полицейских. Стараясь не поскользнуться, он по улице Фобур-Сент-Оноре направился к посольству США, которое охраняла целая армия вооруженных до зубов жандармов.
Размахивая руками, чтобы удержать равновесие, Морван перешел улицу, подошел к подъезду и показал удостоверение офицеру.
Хотя Морван и был французом до мозга костей, ненависть к американцам, столь свойственная представителям этого народа, была ему абсолютно чужда. Он был первым мальчиком, родившимся в деревне после резни, устроенной украинским отрядом немецкой армии 26 июня 1944 года, поэтому никогда не забывал о подвиге американских солдат, высадившихся в Нормандии, чтобы вернуть Франции свободу.
