Даже если это была она… Девушка в скромном сером жакете и длинной, не по моде, юбке, стоящая на старинном тротуаре Гусовой улицы.
Леону стыдно было признаться самому себе в том, что главным – тем, что потрясло его больше всего, – была не вовсе привязанность, зародившаяся в нем на борту погибшего планетолета и вновь, как ему казалось, вспыхнувшая сейчас, а тайна, жгучая, выедающая его изнутри тайна, которую несла сейчас в себе пражанка Люси.
Он налил себе еще сто и разодрал наконец хрусткий пакетик, в котором лежали прилагавшиеся к пицце одноразовые вилка и ножик. Что ей довелось увидеть? Быть может, действительно –
Ему трудно было бы покинуть не просто Землю, а весь вскормивший его мир: существовал, в конце концов, и долг, та сфера неких внутренних обязанностей, которую каждый человек определяет сам для себя. Цветущая степь, бездонное голубое небо, купола церквей, словом, все то, что создает ощущение общности, единения с людьми, так или иначе окружающими тебя. Но все же Леон знал, что преграда эта – тонка, и события, в водоворот которых он оказался вдруг вовлечен, с каждым его шагом делают ее еще тоньше и уязвимее.
В кармане запищало.
– Да?, – ответил Макрицкий, не прекращая жевать.
– Ты готов? – с какой-то ехидцей поинтересовался в трубке голос Дороша.
– К чему? – Леон не сразу понял, о чем идет речь.
– К китаяночкам. Мы ж договаривались. Забыл, что ли?
«Ах, ну да… – вспомнил он вчерашний разговор. – Действительно, сейчас лучше выкинуть что-нибудь этакое, а то досижусь до депрессии.»
– Да, Валерчик, – ответил Леон. – Помню. Так как у нас с китаяночками?
– Напяливай мундир, цепляй саблю и жди. Я сейчас за тобой забегу.
– Мундир?! Какого еще черта я по Праге буду с саблей таскаться? Ты что, Валер, не в себе?
– Тихо-тихо, – засмеялся Дорош. – Я с ними уже обо всем договорился, и пообещал, что все будет по- гусарски. Бравых офицеров с саблями им видеть еще не доводилось, так что готовься – можешь пока тестикулы размять.
Леон вздохнул и закатил глаза. Спорить с Дорошем, раз тот решить упереться, не имело ни малейшего смысла, все равно заставит, – это Леон хорошо помнил еще с академии. Но действительно, шествовать по Праге в форме!.. Этакое шоу для миллионов туристов! О, господи…
Дорош появился, когда он застегивал китель.
– Молодца! – одобрил подполковник, глядя на тонкую талию Макрицкого, перетянутую сейчас поясом. – Сразу видно, что на бумажной работе ты относительно недавно. Ничего, год-другой, и станешь весьма похож на меня.
– Не думаю, – мрачно хмыкнул Леон, вытаскивая из шкафа саблю. – Я лет до сорока продержусь, а то и дольше. Как батя.
– Все так говорят, – скривился Дорош. – А потом посидят в кабинетике да по банкетикам, и готово пузо, хрен чем вытравишь. Разве что на тренажерах мучиться – так ты думаешь, сможешь себя заставить? Ох, сомневаюсь.
– Что нам брать с собой? – перебил его Леон. – Не идти ж с пустыми руками!
– Там возле заведения есть магазинчик, – ответил Дорош. – Меня уже проинструктировали. Да-а… барышни они, как я понял, обстоятельные.
– Куда мы хоть едем? Это вообще – что?
– Сказано ж было – театр. Но иногда в театре бывают выходные. Все, хорош болтать, поехали.
В машине Дорош уверенно назвал таксисту адрес на Вышеграде и вдруг хихикнул, поворачиваясь к Леону:
– Наших, там, поверь, знают и любят. Вот только с саблями еще не видали.
Макрицкий поморщился и не стал утруждать себя ответом. При иных обстоятельствах он скорее всего отказался бы от поездки, но сегодняшнее наваждение, встреченное им возле «Старого Иосифа», могло рассверлить мозг всерьез, а попытки залить его в одиночестве вряд ли увенчались бы успехом.
«В конце концов, – подумал он философски, – может молодой неженатый офицер поехать в бардак? Разумеется, да, особенно, если вчера он случайно встретил однокашника, с которым не виделся много-много лет.»
Таксист высадил их на небольшой площади возле сквера, украшенного каким-то небольшим памятником. Леон выбрался из машины, надел на голову высоковерхую фуражку с тризубом на околыше и, морщась, огляделся в поисках восторженных туристов, целящихся в него записывающими головками, однако не без удивления уяснил, что до него никому нет дела. Это немного успокоило его, и он поинтересовался у вертящего башкой приятеля:
– Ты что, собственно, шукаешь? Здание китайской оперы?
– Да нет, – отмахнулся тот, – магазинчик здесь должен быть.
– Как он выглядит, твой магазинчик?
– Ну винная лавка, разумеется… как еще?
– Так вон, наверное, олух! – и Леон махнул рукой в сторону затейливой вывески, извещавшей всех
