рандеву с коммерческим конвоем в составе…” Так, это не интересно, вот, слушайте: “…корвет был атакован пиратским броненосцем типа “Огар” корварского производства. По свидетельству капитана Романы Ренье и экс-кадета Батицкого – единственных, кто сумел выжить после нападения, большинство членов экипажа покончили с собой, осознав бесполезность сопротивления. По ее словам, капитан Ренье застрелила всех остальных пассажиров, так как все они высказали пожелание умереть раньше, чем призовая партия взойдет на борт. В дальнейшем Ренье и Батицкий сумели оказать призовой партии посильное сопротивление и спрятаться в верхнем радарном гнезде. Менее чем через час после нападения они были сняты с корвета “Каспер” экипажем росского патрульного линкора. Броненосец типа “Огар” покинул район атаки и сумел уйти от преследования”.
– Ого-го! – воскликнул Лоссберг. – Я такого еще не видел…
– Это еще ерунда, ты слушай дальше. “Командир линкора Шай-Яур Ворготтир, проведя экспресс- дознание, полностью подтвердил показания Ренье и Батицкого. Экспертиза, проведенная на Беатрис, куда и был доставлен корвет “Каспер”, также не нашла улик, свидетельствующих против показаний пострадавших. Военная прокуратура Беатрис признала возбуждение уголовного дела нецелесообразным; его милость лорд-прокурор генерал Люк выразил капитану Ренье свое восхищение”. Как вам это нравится?
– Я не совсем понимаю, – вмешалась Леа, – как это она застрелила пассажиров?
– Вот так, – хмуро дернул щекой Лоссберг. – Вы, видно, никогда не летали… Если корабль не может больше сопротивляться и “корварец” уже близко, для пассажиров лучше умереть раньше, чем до них доберутся пираты. Корварцы приятные парни, но их пиратские кланы – это что-то, не укладывающееся в наши представления. Черт, если бы я знал, то “Огар” бы от меня так просто не ушел. Ну ничего, у меня еще будет время почесать об него зубы. Я подниму свой дивизион, и тогда мы посмотрим, поможет ли ему его древняя броня.
– Ты уверен, что это тот самый? – бросил Хикки.
– А все другие давно сгнили…
Хикки хлебнул виски и с шумом захлопнул свой терминал. Несколько секунд они с Лоссбергом смотрели в глаза друг другу, потом генерал криво усмехнулся и потянулся к бутылке.
– Выпью за упокой их душ, – решил он. – Такое бывает… и понятно, почему прокурор Люк восхитился действиями этой Роми. Не у всякого хватит нервов убивать беззащитных людей, особенно когда они сами об этом просят. Но все-таки я еще не совсем понимаю, какого ж дьявола этот малолетний негодяй стал крушить ни в чем не повинных “королей”.
– Мы можем только догадываться, – покачал головой Хикки. – Теперь я знаю, что мы с Полом всю дорогу шли не в ту сторону. Когда я увидел рожу этого Мьюза… вот черт, прямо смешно становится. Покойник Иохансон видел в “Околице” Мьюза с каким-то типом и слышал, как они болтали об убийстве лидданского консула и мести за “Каспер”. Пол с его постоянным психозом решил, что речь может идти только о твоем приятеле Кирпатрике. С этого все и началось. Мы метались, как слепцы туманной ночью, – то туда, то сюда! А надо было идти по другому пути… Хотя я до сих пор не совсем понимаю, для чего нужно было убивать несчастного консула.
Леа Малич задумчиво отхлебнула из своего бокала.
– Никогда бы не подумала, что так может быть. А если мы их задержим, то кто будет вести дело – вы или полиция?
– Никакого дела не будет. В таких случаях Контора всегда прячет концы в воду, – уверенно сказал Лоссберг. – Так что вам лучше молчать, Леа. Вы можете лететь домой: по дороге сюда Этерлен вызвал из Стоунвуда особую бригаду “чистильщиков”, и если наша парочка еще в Портленде, то не сегодня-завтра их найдут, и дело будет закрыто. Мьюз, к сожалению, тоже остается за нами. Простите, но в этой жизни так много всяких тайн – не слишком приятных для простого народа…
– Выключи, бога ради! – взмолился Хикки.
Портлендские репортеры, еще не успевшие получить команду “отбой”, склоняли его доброе имя на все корки. Сети ломились обвинениями во всех смертных грехах и недоумением по поводу того, что мерзкий и злобный Ричард Махтхольф, возжелавший ради страховой премии угробить свой экипаж и пассажиров, до сих пор болтается на свободе.
Не дожидаясь, когда Ирэн выполнит его просьбу, Хикки поднялся и самолично вырубил проектор.
– Судиться с ними, говнюками, – предложил Этерлен.
– Истинно так, – поддержал его Лоссберг, смотревший неестественно прямо перед собой.
Сегодня господа генералы впервые за все время операции напились по-настоящему. Лоссберг блестяще продемонстрировал, как умеют пить имперские асы, а Этерлен старался не отставать от его темпа. В результате к наступлению темноты он ударился в долгие рассуждения о бренности всего сущего, а Лоссберг, более трезвый, но и более меланхоличный, поддакивал ему странными цитатами из давно почивших мудрецов.
Хикки не особенно прислушивался к их бормотанию. Он смотрел на сидящую перед ним Ирэн и с нежностью думал о том, что у них, наверное, еще будет время отдохнуть на побережье. Он и она, вдвоем, как когда-то… он и она, и целый мир вокруг. Мир, который готовится рухнуть. Но у них будет время, его не может не быть: ведь им всегда везло. С тех самых пор, как он познакомился с нею, их хранили добрые и мудрые ангелы. Они и сейчас здесь, рядом с ними. Они не могут уйти, потому что эпоха неудач давно закончилась…
– И честь, – четко произнес Этерлен, – это не то, что может быть забыто грядущими поколениями. Верность долгу, преданность и самоотречение…
– А-а-а!!! – заревел Лоссберг, боком падая со стула.
И голова Этерлена разлетелась фонтаном брызг. Хикки успел вскочить и даже выхватить из кобуры “моргенштерн”. Он не видел, откуда их атакуют, но все же успел понять, что выстрелы гремят из глубины темного коридора, который вел в холл на первом этаже. Он даже успел вскинуть руку – и рухнул прямо на свою жену, уже мертвую.
В кухню медленно, крадучись вошли двое: высокая девушка, закутанная в дождевой плащ, и худощавый подросток с трехствольным черным излучателем в руках.
– Здесь был еще один, – тревожно сказал парень.
– По-моему, тебе показалось, – возразила девушка, осматриваясь. – Посмотри, он еще жив…
Юноша наклонился над хозяином дома, из-за которого они сюда и пришли, и опустил излучатель, готовясь разнести ему голову, но не успел; через стол оглушающе громко ударил выстрел. Несколько секунд юноша стоял на месте, потом черты его лица смазались потоком крови, и он тяжело рухнул на бок.
Девушка бессильно выронила свой “хенклир”.
Из-за опрокинутого стола на нее смотрела пара стволов древнего бластера.
– И все-таки я ошибся, – горько сказал Лоссберг. – Я ошибся, Анна… или Роми, как правильнее?
Он достал из кармана телефон, набрал короткий код и некоторое время говорил, не сводя глаз с застывшей, как статуя, девушки.
– Я ошибся в самом конце. Как глупо, не правда ли?
Она молчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами; он казался ей демоном, восставшим из ада, чтобы бороться за свою адскую справедливость. Она молчала.
– Вы убили столько людей… Бедный, верный старый Пол с его растрепанными нервами: сегодня он спас жизнь молодой женщине и троим ее дочуркам, и еще многим людям. Ирэн, жена Хикки: она-то что сделала вам плохого? За что вы хотели ей отомстить? А за что вы мстили полковнику Махтхольфу – за то, что его оболгали репортеры, а вы успели поверить, что он в чем-то повинен? Или ты думала, что в твоей трагедии виноваты владельцы компаний, якобы “бросившие” ваш корвет без конвоя?..
Лоссберг сдернул с девушки плащ, под которым обнаружился небольшой арсенал, тщательно разоружил ее и присел на кухонный стол со множеством дверок.
– Эти люди были очень нужны Империи, – медленно сказал Лоссберг, не глядя на стоявшую перед ним Роми. – Теперь ты уже не увидишь всего того, что скоро начнется. Наверное, это даже везение… в некотором роде.
