обилия кораблей разной классификации. Команды наших подлодок валятся с ног... Дайте мне чего-либо выпить, Василий Александрович!
Канин измерил свою каюту точно по диагонали – из угла в угол. Остановился, посверкивая стеклами очков:
– Смешно сказать, но Рижский залив держат четыре канлодки, несколько эсминцев... Что там еще? Мусор. Остается одно – надеяться на богатырскую русскую силушку, которая все переможет.
– Да пошлите вы туда новейшие дредноуты из Гельсингфорса!
Канин еще раз отстукал по телеграфу в Ставку просьбу, чтобы ему позволили ввести в бой линкоры типа «Севастополь», иначе флот не уверен в обороне Ирбен и силам Рижского залива предстоит полный разгром и уничтожение, ибо немцы могут не выпустить его на север – через Моонзунд... Ставка ответила: нет!
– Видите, как с нами разговаривают? – спросил Канин. – Могу послать только обломок прошлого, музейную реликвию – линкор «Слава», который правильнее бы называть лишь броненосцем...
...Палец адмирала Тирпица заостренным ногтем рвал карту.
– Это же так просто, мой высокий принц! – говорил он.
* * *
Словно прекрасные жемчужины, нанизанные на одну нитку, тянутся вдоль пляжей, сверкая с моря, знаменитые курорты – Добельн, Ассерн, Кеммерн, Майоренгоф и Шлока. Вот за теми каштанами, что согнуты ветром, за пляжными киосками, где еще недавно торговали мылом и полотенцами, мороженым и шипучей водой «Аполлинарис», – сейчас здесь раскисли под дождями вдруг ставшие неуютными санатории и кургаузы, затихли хрупкие раковины павильонов для музыки, для флирта, для осторожных первых поцелуев... Все кончилось! И растеряны в панике игрушки детей на песке; море еще иногда бросает на берег забытые зонтики приезжих дачниц и шлепанцы петербургских сановников. Гинденбург уже рядом: спасайтесь, люди!
Пусто – и германский снаряд взрывает горячие пески штранда, гаснут с моря теплые искры купален... Спасайтесь!
Осыпана ночным дождем, «Слава», как безмолвная тень, вошла в Ирбены. Соратники молодых лет «Славы» давно опочили возле Цусимы, а линкор, сочась железными швами, дожил до расслабленной корабельной старости. Не так уже, как раньше, бьется его сердце – машины, побаливают котлы-желудки, в артериях магистралей не так уже бурно пульсирует кровь воды и пара... Старость – не в радость (даже нам, кораблям!). Механики каждодневно, словно больничную карточку, заполняют графы журналов – о повреждениях, о появлении течи, об ослаблении корпуса...
Тихо струясь корпусом между берегом и минными банками, «Слава» вступила в Рижский залив, словно рыцарь былой эпохи – вся из невозвратного прошлого. Слева по борту остался мыс Церель, справа – от Курляндии – ее засекли немецкие береговые посты. Со стороны залива, из ночной темени, старому кораблю – молодо и задорно – подмигнул молодцеватый юноша «Новик», и линкор ответил ему на позывные своим потухшим слезливым глазом:
«Я здесь... это я... я иду вам на помощь, молодежь!»
В это время к Ирбенам подходил германский флот в составе семидесяти боевых единиц. Случись так, что немцы ворвутся в Рижский залив, и тогда «Слава» обречена на гибель, ибо предательские отмели Моонзунда не выпустят линкор на просторы Балтики. Корабли всегда знают лицо своей смерти – вот оно, это смутное лицо забортной воды, что нехотя вскипает под натиском тупого форштевня. Впереди «Славы» легкой рысцой бежит «Новик» – он бежит легко, будто играючи, и это понятно: он еще молодой... С мостика линкора по раскатам четырнадцати трапов, блещущих медью, минуя множество люков и переходов, спустился командир «Славы», моложавый и симпатичный каперанг Сергей Сергеевич Вяземский (не князь!).
– Готовность прежняя, – напомнил он кают-компании. – В любом случае, господа, прошу объявить по команде, что мы пойдем на гибель, но не отступим.
Фамилия Вяземских на Руси была столь широко известна, что многие по ошибке называли его, как князя, «вашим сиятельством», на что Сергей Сергеевич всегда добродушно отвечал:
– Я ведь не сиятельный – я лишь старательный...
«Слава» бросила якоря, и тяжкие звенья цепей с грохотом побежали в море. Зацепились за грунт. Встали. В каюте Вяземского допоздна не угасал свет. Командир линкора вместе с флагманским артиллеристом флота, кавторангом Свиньиным, обсуждал весь трагизм положения. Оба участники русско- японской войны, они понимали друг друга с полуслова.
– Сережа, – говорил флагарт, – ты же не достанешь своей артиллерией до немца, который будет хлестать по тебе с дальней дистанции. У них руки длиннее твоих.
– Володя, я уже решил, что мы затопимся...
Над ночным рейдом, едва не задевая мачт «Славы», в небе могуче прогудел русский «Илья Муромец» – чудо XX века!
* * *
Армаду германских кораблей возглавлял прославленный немецкий флотоводец – адмирал Хиппер... На мостике «Зейдлица» он раскурил первую за день сигару, глянул в мутный рассвет:
– Вот он, русский коридор на Ригу, – Ирбены!
Началось траление Ирбенского пролива. Командиры германских тральщиков, после гибели своих судов мокрые – хоть выжимай их, с лицами – как гипсовые маски, докладывали Хипперу:
– Наши тралы загребают мины сразу по три-четыре штуки. Как в компоте вишня плавает отдельно от сливы, так и здесь, в этих Ирбенах, сварена в одном котле русская похлебка из различных мин... Мы же понимаем такие вещи и видим, что мины поставлены в разные сроки, они разных систем... Нам не справиться!
– Вперед! – отвечал им Хиппер...
С аэродромов Эзеля, косо чиркнув крыльями по воде, срывались русские самолеты и раскладывали свой бомбогруз на германскую партию траления. Чтобы сорвать работу врага, неустрашимо (на грани отчаяния!) сражались в Ирбенах канонерские лодки «Грозящий» и «Храбрый», «Сивуч» и «Кореец». Эсминцы, резкие и порывистые, как пантеры, помогали им своим огнем. Очень трудно сдержать врага. «Слава» стреляла своими пушками только на 90 кабельтовых, а германские крейсера легко ее накрывали из отдаления, сами оставаясь невредимы.
Немецкие тральщики, словно крысы, прогрызали в минных стенках узкие норы, через которые Хиппер рассчитывал протащить свои корабли прямо на Ригу. Он торопил, он спешил... Тральщики гробились на минном частоколе, их ломало в куски, их превращало в облака пара, их пожирало пламя, но Хиппер безжалостно посылал их вперед – только вперед! И они – шли, они шли по минам. Вот уже протралена первая линия заграждений, вот их тралы начали косить вторую линию... Немцы уже зацепили своими неводами и третью! Кажется, успех обозначился на горизонте, и утром эскадра может начать прорыв на Ригу.
Хиппер – успокоенный – сказал:
– Завтра на рассвете, когда станет светло...
Канин – обеспокоенный – сказал:
– Сегодня же, как только станет темно...
И в ту же ночь, презрев смерть, в Ирбены проник героический заградитель «Амур». В его высокой корме со скрежетом открылись ворота лоц-портов, в которые мог бы въехать трамвай, и оттуда посыпались в море мины. «Амур»
– Мы вернулись на ноль. Придется начинать все сначала, как вчера. Мы попали в ловушку замкнутой цепи: без Ирбен нет Риги, без Риги нет Моонзунда, без Моонзунда не бывать в русской столице. Кайзер смотрит на нас, вся Германия молится за нас...
