– Мерзавцы в балахонах, на головах какие-то ведра с цепочками… в бинокль их хорошо было видно. Народ вопит, на колени валится, а они их бичами и факелы бросают.
– Дождемся наших, – решил я, – и обойдем их правым флангом. Заодно поглядим на огонек…
Над темной линией горизонта разливалось оранжевое свечение. Поднеся к глазам бинокль, я попытался рассмотреть, что там горит, но ничего толком не понял – очевидно, деревушка находилась в какой-то лощине.
Сзади раздалось негромкое ржание, и моя лошадь нервно задергала ушами. Из мрака выползли фигуры Эйно и Даласси, ехавших в голове отряда. Лоттвиц достал свой бинокль и некоторое время разглядывал горизонт. Увидев, очевидно, не больше, чем я, он устало махнул рукой и скомандовал:
– Берем левее! Дозору не теряться.
– Мы пройдем справа, – сказал я.
– Только не высовываться…
Не дожидаясь, пока из леса выберется растянувшийся арьергард, мы ударили лошадей и поскакали в степь. Оглянувшись, я увидел, как цепочка всадников, еле различимая в сыром мраке, двигается вдоль черной стены леса.
Зарево стало ярче. Мы отъехали от леса на полмили и остановились возле пары могучих валунов, очевидно, вывернутых из земли руками местных богов. Взобравшись на один из них, я снова воспользовался биноклем. Теперь я уже видел почти все происходящее. Бэрд оказался прав: передо мной горела небольшая деревня. Между полыхающих бревенчатых хижин метались обезумевшие от ужаса люди и животные. Я глянул правее, туда, где на окраине села виднелись фигурки нескольких всадников. Да, они походили на монахов: плотные свободные одеяния с широкими рукавами, на головах и впрямь «ведра», в отблесках недалекого пламени посверкивали какие-то украшения, прикрепленные к ним. В руках монахи держали факелы.
Деревня была обречена. Несколько крестьян гнали в сторону от пожарища стадо тощих коров, женщины спасали птицу и визжащих в панике свиней, которые упорно не желали слушаться своих хозяев.
К группке монахов приблизились еще несколько, вывернувших из-за полыхающей мельницы. Один из них заговорил, яростно размахивая руками и указывая на темное небо. Тогда один из державших факелы кивнул головой, отчего цилиндрический головной убор заискрился металлическим блеском многочисленных цепочек, и указал куда-то в сторону. Двое всадников пришпорили лошадей и двинулись прочь от пожарища. Выехав из лощины, они медленно повернули и поехали почти прямо в нашу сторону.
– Проклятье! – зашипел я, сползая на землю. – Они же напорются на Эйно!
– Что там такое? – вскочил присевший на землю Бэрд.
– Сюда едут двое ублюдков, их надо перехватить, иначе они выпрутся прямиком на наших!
– Демоны б забрали этих святош!
Бэрд и Нуарон поспешно забрались на камень, а я, взлетев в седло, осторожно отъехал чуть в сторону – так, чтобы оставаться малозаметным для приближающихся всадников, но в то же время отчетливо различать их: оранжевое свечение горизонта хорошо помогало мне в этом.
– Карабином их отсюда не достать… – заключил Бэрд, прикинув вероятный курс движущейся по степи пары. – Если б была длинностволка – тогда да. Но карабин… нет, до них будет не меньше пятисот локтей, не достанешь.
– Остается перехватить их прямо в поле. Выстрелов в деревне, скорее всего, не услышат, там и без нас шумно. Пока монахи сообразят, что гонцы пропали – да и вообще, откуда мы знаем, куда они их послали? – пока туда-сюда, мы все будем уже очень далеко.
– Ладно, – согласился Бэрд. – Нуарон и ты, Шейл, оставайтесь здесь. Мы с Матом все сделаем сами… как только мы их прикончим, сразу же к отряду!
Я выдернул из кобуры карабин и взвел курок. Бэрд был уже в седле. Мы подождали еще с минуту, пока две темные фигуры не приблизятся на оптимальное расстояние, и дали шпоры.
Некоторое время монахи нас действительно не видели. Влажная трава глушила стук копыт,и мы мчались почти бесшумно. Беспечная парочка, переговаривясь о чем-то, шагом ехала по степи, оставив за спиной горящую деревню – лиц я разглядеть не мог, но мне казалось, что оба инока довольно молоды. Когда до них оставалось не более полусотни локтей, один из монахов, по-видимому, все же услышал подозрительный звук. Он повернулся к нам – и я, уже держа карабин у плеча, спустил курок. Взмахнув руками, монах вывалился из седла, а его лошадь с жалобным ржанием бросилась бежать назад. Тело монаха с застрявшей в стремени ногой волочилось за ней. Тотчас же грохнул и выстрел Бэрда, но он промазал. Пока я продернул петлю затвора, досылая новый патрон, пока поднял оружие – этих секунд второму монаху вполне хватило для того, чтобы понять, что происходит, и, пригнувшись к шее лошади, галопом броситься обратно в деревню.
– Упустим! – заорал я, стреляя.
Мимо! Я ударил свою кобылу пятками, бросая ее в погоню и попытался дернуть петлю перезарядки одной рукой, как это неоднократно делал Иллари, но у меня не хватило силы – тогда я отпустил повод, перехватил ствол левой рукой, и, не удержавшись в седле, кубарем полетел в траву.
В первые мгновения я оказался оглушен, но карабин из рук все же не выпустил. Где-то рядом со мной ударили два быстрых выстрела Бэрда, но все наши усилия были тщетны, монах уходил. Кое-как поднявшись на ноги, я ощупал себя и убедился в том, что кости целы. Бэрд, держа в поводу мою испуганную лошадь, был уже рядом.
– Стрелять не умеешь, – сказал я ему, разминая правое плечо, пострадавшее сильнее всего. – Что ж ты, а?
– Пошли отсюда! – проскрипел Бэрд. – Ты-то хоть в порядке?
– Я в порядке, – сунув ногу в стремя, я ощутил боль в слегка растянутой лодыжке и подумал, что к утру она, несомненно, распухнет и придется класть бальзамы. – Нуарон! Вперед!
