На полу помещения были рассыпаны десятки гильз, от перечницы сладковато пахло горячей смазкой. Эйно сидел у стены на мешке с песком и покуривал трубочку.
– Заперли, – сказал он.
– Кого заперли? – удивился я.
– Нас, олух. У них дальнобойная пушка гайтанского, наверное, производства. Заряжать ее долго, но достать я ее не смогу. Пытался – без толку. Так что будем сидеть тут до тех пор, пока не позеленеем. Сейчас эти болваны снова полезут к мортирам, и все начнется сначала. А боеприпасов у нас тоже не очень-то много. Вина хочешь?
– Хочу, – почти машинально ответил я и взял в руки протянутую мне флягу.
Снизу тем временем поднялись Визель с Даласси. Барон постоянно сидел в наблюдательном фонаре боковой башенки, ловко орудуя врученным ему штуцером, а Даласси стрелял из помещения этажом ниже нас. Сейчас оба были мрачны.
– Снять пушкарей не удается, – сообщил Визель. – Слишком далеко, я их почти и не вижу.
– Я знаю, – спокойно ответил Эйно и прикрыл глаза. – Они будут стрелять, пока не кончатся ядра. Пушка у них, кажется, гайтанская – картонная мерка пороха, пыж, ядро, пыж, запальная мерка… и каждый раз новый фитиль. Долго. Зато дальность приличная. Они в лощине сидят, потому их и не достать.
– Может быть, предпримем вылазку? – блеснул глазами Даласси.
– Против нескольких сотен человек? Жить надоело? Нет, теперь нам остается только одно – сидеть и мерзнуть. Завтра вечером, по моим расчетам, должен прийти «Брин».
– До завтрашнего вечера они разнесут нас в щепки, – вздохнул Визель, садясь на мешки. – Брорил никогда не блефует. У него действительно тысяча человек и артиллерия. Интересно, где он взял эту гайтанскую пушку?
– Купил, – фыркнул Эйно. – Трудно, что ли?
– Странно, что они не продолжают, – заметил Даласси, выглянув в бойницу.
– Продолжат, – пожал плечами князь.
Глава 11
Мы отдыхали довольно долго, а за пару часов до заката все началось снова. Попытки зарядить торчавшие на опушке мортиры закончились горой трупов, но ударившее из леса ядро попало в надвратную башенку, враз похоронив четверых прятавшихся от осколков солдат. Одного, уцелевшего, мы с Бэрдом унесли к Доулу – парень был оглушен и еле шевелил ногами и руками. Время от времени Эйно принимался стрелять, пытаясь все же попасть в засевших в какой-то низинке пушкарей, но все было бесполезно. Следующее ядро разорвалось неподалеку от птичника, забросав полдвора изуродованными тельцами ни в чем не повинных кур.
Неведомые артиллеристы решили изменить прицел: два ядра одно за другим шарахнули в ворота, осыпав мост целым дождем осколков, но успеха это не принесло – и тогда из леса с ревом ринулась толпа.
В первые секунды я решил, что остановить их не удастся. По быстро переброшенным через ров штурмовым мосткам бежали по меньшей мере пятьсот человек с лестницами и щитами. Из леса часто били ровные мушкетные залпы, не приносившие, правда, нам никакого вреда. Несколько пуль щелкнули в откосы бойниц, но мы с Шейлом довольно быстро успокоили самых ретивых. Мы стреляли так быстро, как только могли: цепи людей с мушкетами были перед нами как на ладони. Две «перечницы» Эйно и Даласси косили штурмующих толпами, люди срывались с лестниц, летели в красный от крови ров, натыкались на поднятые штыки тех, кто находился внизу, но на их место тотчас же начинали карабкаться другие. Внизу уже кого-то тащили к Доулу, но я понимал, что сейчас я должен быть здесь.
От гильз было уже некуда деться – набивая в очередной раз свой магазин, я протянул ногу и принялся сметать их через бойницу вниз, чтобы освободить себе место. Перекатываться на теплых желтых цилиндриках было неудобно. Рядом со мной стоял ящик патронов. Утром, когда мы только разодрали его крышку из тонкого светлого металла, он был полон – теперь в нем оставалось менее половины. Мои пальцы почернели от оружейной смазки, руки начали предательски трястись – и все же через час нападавшие поняли, что лобовым штурмом им успеха не добиться.
Мы же, в свою очередь, убедились в том, что за ночь нас действительно разнесут в клочья…
Гайтанское орудие, по всей видимости, имело весьма ограниченный угол возвышения ствола – только этим можно было объяснить тот факт, что пушкарям до сих пор не удалось разгромить нашу «мансарду», беспрестанно плюющую шквальным огнем. Хотя попытки были: одно ядро разорвалось об стену на уровне третьего этажа, но взять выше они уже явно не могли. Очевидно, пушка имела неудачный лафет, предназначенный для полевых орудий, стреляющих исключительно по пехоте или коннице.
– Готовить ужин! – проорал вниз Эйно, когда стало ясно, что палить больше не по кому.
Он не очень заботился о том, кто именно его услышит.
Пошатываясь, я спустился вниз. Солнце уже почти село, перед воротами лежала глубокая тень. Я зашел в редут к Бэрду, люди которого буквально извелись в ожидании неминуемого прорыва со стороны кое-как заделанного потайного входа, убедился в том, что все живы и здоровы, и побрел в зал.
Увиденная там картина потрясла меня.
Доул сидел у стены, бессильно свесив руки вдоль туловища, и немигающим взглядом смотрел на крупного молодого человека, которого заканчивала перевязывать Ута, – по-видимому, его задело осколком в голову, но это была не рана, а ерунда – а на топчане посреди комнаты хрипел в наркотическом сне офицер с забинтованной грудью. Двое, лежащие на походных койках возле очага, были обречены: мушкетные пули разворотили им животы, и все, что мог сделать Доул, – это накачать их дурманящими настоями во избежание ненужных мук. Еще двое были ранены осколками в ноги. В большом медном тазу валялась целая гора кровавых бинтов и комков ваты.
Буквально за один день от нашего отряда осталась половина!
«Завтра, – подумал я, – не останется никого».
