– Конечно. Не ночевать же мне на улице.
– Каков же сегодня пароль по гарнизону Парижа?
– «Конспирация», а отзыв – «кампания».
Глаза генерала невольно расширились:
– «Конспирация»? «Кампания»? Ты не ошибся ли?
– Нет, генерал.
– Ну, что ж! Тем лучше для всех нас...
В этом пароле Мале чудилось счастливое предзнаменование. Он вывернул поля треуголки, чтобы она скорее просохла.
Следующий его вопрос был обращен к Каамано:
– Была ли жена? Что оставила?
– Узел вещей, который я спрятал... вон там.
– Очень хорошо! – закрепил разговор Мале. – Значит, наше
Вещи были на месте, жена его не подвела. Мале при всех встряхнул в руке толстую пачку банковских чеков.
– Капрал Рато! Утром получите патент на офицерский чин. А сейчас вот вам мундир – можете сразу переодеться.
Увидев мундир поручика, Рато ошалел от счастья.
– Я уже офицер! – в восторге выкрикивал он. – Какое счастье! Вот не ожидал... Да здравствует наш император!
Генерал Мале поднял ладонь, требуя тишины.
– Внимание. Я должен сообщить чрезвычайную новость: седьмого октября под стенами русского города Можайска император Бонапарт по имени Наполеон...
– Какое горе для Франции! – разревелся Рато.
– Наоборот, – сурово продолжал Мале. – Это счастье для всей Европы... Сенат уже изменил форму правления, и вот тут, – генерал поднял над головой портфель, – уже лежат списки нового, республиканского правительства.
– Республика? – так и отшатнулся Бутри.
– Да. С империей покончено.
– Но...
– Молчать! – гаркнул Мале. – Слушайте далее... Сенат удаляет тех лиц, которые, занимая высокие посты, не могут отвечать требованиям нации. Так, например, сегодня же ночью будут арестованы министр полиции и комендант Парижа...
– Кто же заменит их? – удивился Бутри.
– Префект будет выбран народом, а комендантом Парижа назначен... я, господа! – Из портфеля был извлечен указ. – Вот бумага от сената, подтверждающая мое назначение. Мне, как вступившему в должность коменданта столицы, поручено арестовать вышепоименованных лиц... Поручик Рато!
Успев облачиться в новенький мундир, Рато исполнительно щелкнул каблуками сапожек, готовый на все.
– По моей просьбе вы назначены ко мне адъютантом.
– Повинуюсь, мой генерал!
Мале поднял кувшин с вином. При каждом глотке в мочке его уха качалась круглая тяжелая серьга из олова.
– Бутри! – позвал он, вытирая рот.
– Я, генерал...
– Мои полномочия в новой для меня должности вполне достаточны для назначения вас комиссаром полиции Парижа.
Бутри явно замялся. Испуг юного юриста перед республикой был замечен генералом, но выбирать не приходилось: Мале перебросил ему трехцветный шарф комиссара полиции.
– Наденьте эту роскошь по всей форме и будете следовать за мной во имя закона и справедливости... повинуйтесь!
– Клянусь! – Бутри оглядел себя в зеркале; в нем быстро появился апломб начальника. – Куда мы идем сначала?
– В казармы Десятой когорты на улицу Попинкур.
Затем Мале повернулся к раскисшему толстяку Лафону, под которым растеклась большая лужа от мокрой одежды.
– А вы, дорогой аббат, нужны для секретного сообщения, ради чего и прошу вас выйти на лестницу... – На лестнице он влепил ему здоровую оплеуху. – Мне, – поморщился Мале с презрением, – просто не хотелось бесчестить вас при свидетелях. Черт с вами, дорогой святоша, не тряситесь от ужаса. Я отпускаю вас... Умоляю лишь об одном: если вы на старости лет задумаете писать мемуары, так не пишите, пожалуйста, что я был красавцем с огненными глазами. Прощайте, аббат...
Все ушли, и тогда Лафон сказал Каамано:
– Знаешь ли ты, кто был между нами?
– Ты говоришь о генерале Мале?
– Да, о нем... Это единственный сумасшедший, которого я встретил среди всех «сумасшедших» доктора Дебюиссона.
– Я не совсем понимаю тебя, – признался испанец.
Аббат Лафон торопливо скинул сутану, схватил старый плащ капрала Рато, на самые глаза напялил плоскую шляпу.
– Что ты стоишь? – завопил он в отчаянии. – Через полчаса заставы Парижа будут перекрыты полицией... Бежим скорее!
– Куда же нам бежать?
– Не знаю. Но чем дальше – тем лучше.
И аббат в ту же ночь улизнул из Парижа – пропал, исчез, будто его и не было, он навсегда растворился в бурлящем войнами котле Европы. Но мемуары после себя все-таки оставил.
7. «Он больше не гениален»
А что же Наполеон? Что делал? Что думал?
Россия не шла на мир с агрессором, она отвергала даже краткое перемирие и обмен военнопленными, и – после поражения войск Мюрата при Тарутине! – Наполеон решил покинуть русскую столицу, которую осквернил своим вандализмом.
Это случилось за три дня до мятежа в Париже...
Древнее московское «благолепие» не нравилось корсиканцу. Наполеону хотелось бы (и он сам говорил об этом), чтобы на месте русской столицы еще лет двести торчали одни обугленные руины... С этим он и вызвал маршала Мортье:
– Я ухожу. А вы еще побудете с дивизией в Москве, чтобы взорвать стены Кремля и дворцы его. Прошу вас уничтожить безобразные русские «мечети», эти русские святыни... Что вы так печальны, Мортье? Посмотрите на чистое небо. Разве не видите на нем прежний блеск моей счастливой звезды?
Он покинул Москву рано утром – с восклицанием:
– Горе тем, кто попадется мне на пути!..
Наполеон покидал Москву, имея еще большую армию, но эта армия влачила за собой такие громадные обозы награбленного добра, что напоминала дикую орду, которая скорее побросает в канавы оружие, но не расстанется с добычей... Наполеон, как тонкий психолог, отлично это понимал. Один солдат привлек особое внимание императора. Он был облачен в пышную «боярскую» шубу, уцелевшую с незапамятных времен, и Наполеон крикнул ему:
– Где ты раздобыл ее, приятель?
– Купил, – здравомысляще отвечал солдат.
