Сулье порывался грянуть над Парижем грозным набатом.
– Колокольный звон я беру на себя, – обещал он.
– День еще только начался, – жаловался Фрошо, – а я не чую под собой ног... Боже, – вдруг вспомнилось ему, – а какой чудесный рассвет был сегодня в Ножане!
Он вышел в соседнюю комнату, присел на софу, чтобы сменить сапоги на туфли, и тут к нему подошел один канцелярист:
– Ваше сиятельство, вы не ошибаетесь?
– В чем?
У подъезда снова вспыхнула стрельба.
– Знающие люди поговаривают, будто император нарочно и устроил этот заговор, чтобы проверить, насколько мы ему преданы.
– Вы старый фабулист, – отмахнулся Фрошо...
Переобувшись, он вернулся обратно в свой кабинет, когда обстрелянный капитан Лаборд уже проник в здание префектуры и теперь ругался с упрямым Сулье.
– По приказу министра Дежана, – настаивал Лаборд, – ваша когорта более не охраняет государственных зданий.
Граф Фрошо навострил чуткое ухо.
– Как бы не так, – брюзжал в ответ Сулье. – Дежан, да будет известно, уже не министр, его заменил генерал Гидаль.
Фрошо собирался поддержать Сулье, но случайно вошел секретарь герцога Ровиго, и Фрошо кинулся к нему:
– Вот и вы, Солонье!.. У меня голова кругом идет. Может, хоть вы скажете – подтвердилась ли эта ужасная новость?
– Что за новость?
– О гибели нашего императора.
– Это ложь. Ничего подобного.
– Значит, он жив? Уверены ли вы в этом?
– Несомненно!
Но полковник Сулье еще не сдавался.
– Кому верить? – рычал он из угла кабинета. – Вот у меня приказ, убедитесь сами... читайте. Ну?
– Вам всучили подделку, – ответил Лаборд. – Мале старый и опытный мистификатор, только и всего...
Граф Фрошо вдруг вспомнил, сколько он совершил сегодня преступных ошибок, и он широко открыл рот.
– Да здравствует император! – закричал граф, глядя в лицо капитану Лаборду, чтобы тот запомнил его восторг.
Сулье порывался что-то сказать о колокольном звоне над Парижем, но Лаборду этот дуралей уже надоел.
– Смиритесь перед очевидностью, – сказал он. – Вам и без того будет трудно реабилитировать себя...
Распахнув окна, граф Фрошо обратился к парижанам:
– Французы, наш великий император бессмертен! Тревожные слухи, возмутившие вас, порождены врагами порядка. Весть о гибели императора – провокация! Возвращайтесь к своим обычным занятиям. Каждый француз да останется на своем посту...
Сулье, опустив плечи, направился к дверям.
– Куда вы, полковник? – остановил его Лаборд.
– А что? – повернулся к нему Сулье.
– По-моему, вы и сами должны догадаться, что следует сейчас делать. Ну-ка! Начинайте просить о пощаде...
Сулье отцепил от пояса шпагу и брякнул ее на стол:
– Я не боюсь смерти. Достаточно послужил Франции – пора и на покой. Но все-таки в этом, наверное, моя единственная ошибка, я ведь так и не понял, что же случилось с нами?..
Инспектор полиции Фавье подошел к генералу Дузе, впавшему в столбняк, и вытер пот со лба генерала.
– Я выручу вас, – напрямик сказал он. – Но для этого вы должны слушать меня и повиноваться мне.
Дузе поднял голову, но опустил глаза.
– Говорите, – согласился он заранее.
– Покажите сейчас Мале войскам и народу. Я мог бы и сам это сделать, но... мы предпочитаем оставаться в тени! Вас же знают парижане, и они любят вас, как старого драбанта.
– А что я скажу народу?
– От ваших слов будет зависеть и ваша судьба. Не торопитесь, генерал. Прежде подумайте...
Мале и капрал Рато были выведены на балкон. Площадь волновалась под ними, сдавленная отрядами жандармерии.
Сгорбленный Дузе обнажил голову.
– Ты прости меня, Мале, – успел шепнуть он.
– Ничего. Не ты – так другой... мне все равно.
– Честные парижане! – начал Дузе хрипло. – Вот они, эти отщепенцы нации, эти враги законности и порядка... Слава всевышнему, император
До балкона долетали возгласы бонапартистов:
– Расстреляйте их... сразу, немедля!
– Нет, на гильотину их!
– А лучше зашить в мешок – и в Сену!
Капрал Рато не выдержал угроз, по-мальчишески всхлипнул.
– Брат мой, – сказал ему Мале, – те люди, у которых уже есть имя, должны нести его с честью. А те, у кого еще нет славы, обретут ее сейчас на этой площади... Мужайтесь!
Лаборд отозвал Фавье, нашептывая ему:
– Я уже проверил: аббат Лафон и Каамано исчезли, нигде не найти и студента Бутри. Но самое странное, что куда-то провалился этот буйный Гидаль... Знать бы, где он спрятался?
Виктор Лагори был взят в своем кабинете, где он поджидал портного с мундиром, а дождался появления герцога Ровиго.
– Напрасно тратили время на такую ерунду, – сказал он. – Могли бы походить и в моем мундире...
К одиннадцати часам дня полиция в бешенстве затаптывала последние искры заговора. Но сыщики сбились с ног, не в силах сыскать нового военного министра – генерала Гидаля.
– Три тысячи франков за его поимку! – объявил Савари.
Через каждые полчаса к нему приходили с докладами; возникали предположения, строились догадки – куда мог деться этот буйный человек? Вскоре награда возросла до пяти тысяч франков – полиция покрывалась липким потом, то ли от жадности, то ли от усердия. В полдень герцог Ровиго объявил:
– Моя последняя цена – десять тысяч за одну лишь глупую голову Гидаля! Я сейчас еду обедать, скоро вернусь...
Он вернулся, но уже в веселом настроении:
– Отыскался ли генерал Гидаль?
– Нет, – ответили ему. – Сейчас посылаются конные разъезды по всем дорогам, начальники гаваней будут оповещены о задержке всех кораблей.
– Пусть казначей принесет сюда обещанную мною награду, – велел герцог Ровиго, и затем он потряс перед чиновниками пачкою ассигнаций. – Видите эти купюры? Я, министр полиции, честно их заработал! – Он швырнул деньги в ящик своего бюро. – Идите в Пале-Рояль, – засмеялся Ровиго, – генерал Гидаль обедает там. На моих же глазах он сожрал целого теленка...
