на его лице коротко блеснула улыбка, – скоро я вновь приеду в столицу, и может быть, может быть…
Он вернулся за стол и, распахнув верхний ящик, достал несколько гербовых листов.
– Вы сможете оставить это изделие у меня? Так, на некоторое время – возможно, позже вы захотите его продать?..
– Я… я не стану возражать, – ответил я, едва двигая непослушным языком.
– Вот и прекрасно! – Лоалла обмакнул перо в массивную серебряную чернильницу и принялся что-то писать. – Кстати, о гибели вашего дорогого наставника: в документах о дознании речь идет о случайном налете случайных же грабителей. Я позволил себе отметить ваши показания задним числом, вашей подписи там не требуется… – Судья поднял голову и бросил на меня лукавый взгляд. – Я понимаю, – он вздохнул и снова углубился в писанину, – что вопросы, связанные с обстоятельствами смерти князя Эйно, являются для вас слишком личными, чтобы я мог себе позволить…
– Понимаю вас, – тихо произнес я.
– Беспокоиться вам не о чем. Я же со своей стороны могу вам гарантировать, что ни один человек в Альдовааре не позволит себе совать свой нос в ваши глубоко конфиденциальные дела… распишитесь вот здесь, князь.
Я приблизился к столу и взял в руки перо с красными чернилами.
– Это документ о передаче на хранение безделушки, известной как «сокол рода Лэраас, происхождение сомнительно». Прошу вас. Как только я смогу прояснить его, так сказать, «происхождение», я немедленно сообщу вам свои выводы. Благодарю вас, князь…
Я медленно спустился вниз и остановился в шаге от дверей парадного входа.
Лоалла, несомненно, что-то знал, но что? Проклятие, почему он молчит? О чем он может знать или, хотя бы, догадываться? В чем же кроется загадка этого дурацкого сокола, которого умирающий Эйно назвал орлом? Решительно двинув тяжеленную дверь, я шагнул на вылизанную мостовую и поспешил скрыться в чреве кареты.
Мой тяжелый, похожий на лакированный ящик экипаж неспешно двигался в нижнюю часть города – самый короткий путь к замку проходил по набережной, потом следовало взобраться на гору по хорошо знакомой мне дороге… Я раскурил трубку и откинул в сторону шторки на окнах. И в ту же секунду увидел там, внизу, в прозрачном мареве раскаленного солнцем воздуха, мачты своего корабля. Моя рука почти неосознанно потянулась к окошку в передней стенке кареты.
– Спустишься в порт, к «Бринлеефу», – приказал я кучеру.
Вскоре экипаж замер у каменного причала. До барка оставалось около тысячи локтей, но дальше проехать мы не могли – кругом были навалены бочки, тюки и ящики, между которыми там и сям стояли ломовые подводы, запряженные четверками громадных, одинаково понурых коней с длинными гривами. Я нахлобучил на голову шляпу и выбрался наружу. В нос мне ударил почти забытый запах – сложная смесь из ароматов смолы, дерева и морской волны, лениво плещущей о камень пирса.
Снующие по причалу грузчики ловко уступали мне дорогу; я шел, до боли всматриваясь в близкий силуэт огромного пятимачтового корабля, замершего в десятке локтей у старого, источенного морем каменного пирса. «Брин» стоял правым бортом, и над сушей нависали тяжелые реи с зарифленными парусами. Мне была хорошо видна высокая корма с четырьмя решетчатыми фонарями в половину моего роста и дюжиной закрытых сейчас пушечных портов на уровне орудийной палубы. В вымытых стеклах кормовых иллюминаторов нестерпимо отсверкивало полуденное солнце.
Почти неосознанно прибавив шагу, я подошел совсем близко и вдруг остановился, любуясь серой сталью, покрывавшей борт корабля. Так я стоял, наверное, с минуту, пока меня не окликнул молодой матрос, сидевший на вантах грот-мачты с трубочкой в зубах:
– Хотите зафрахтовать, мой господин? Так вам туда, в порт, – и, издевательски махнув рукой в сторону рыбной пристани, визгливо расхохотался.
– Позови вахтенного! – крикнул я, ощущая, как заливаются краской мои щеки. – Я князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар, ублюдок! А ты, клянусь своей печенкой, сейчас получишь плетей!..
Я наговорил хамовитому матросу еще много чего, но тот меня уже не слушал – соскользнув на палубу с такой скоростью, словно был намазан маслом, оболтус исчез за высоким планширом, и буквально через несколько секунд на трапе появился Тило.
– Мой господин! – завопил он, едва не ломая на бегу ноги.
Старик не обременял себя поклонами – напротив, его узловатые лапищи смяли мое тело так, что я чуть не завопил. Кое-как высвободившись из его объятий, я вымученно улыбнулся и махнул рукой:
– Ну, идем же!..
– Прикажете построить команду? – спросил Тило, шустро двигаясь рядом со мной по трапу.
– В этом нет нужды. Лучше расскажи мне, в каком состоянии находится наш старый кораблик.
Тило замялся. Мы уже стояли на палубе – из приоткрывшихся люков поблескивали чьи-то любопытные глаза, где-то на полуюте орал кто-то из офицеров, требуя немедленно приготовить обед и сейчас, вот ну прямо сейчас, поднести его светлости рому.
– Судно в порядке, – решился наконец старый моряк. – Все, что было нужно, мы подлатали, подкрасили и обновили. Сбитую стеньгу заменили новой, такелаж частично перетянут. Боеприпасы загрузили сразу же, едва закончили с ремонтом.
– А машины? А уголь? – быстро спросил я.
– Машины протянули, как положено… а уголь – что ж, ваша милость, угля нет. Господин Иллари никаких распоряжений на этот счет не давал.
Я принял из рук какого-то боцмана золотую чарку с морским ромом, неторопливо набил свою трубку и внимательно посмотрел на Тило. Старик не проявлял никаких признаков беспокойства. Иллари и в самом деле не стал бы грузиться углем, не видя нужды держать судно в полной готовности к неожиданному выходу. Но я совершенно не представлял себе, чего мне следует ждать от неугомонной судьбы.
