однако гениальное, подобно которому и до, и после него смогли создать лишь весьма немногие избранные, получил запоздалое, но всегдашнее величие, огромный общечеловеческий почет.
Как и многие великие творцы в стиле Леонардо да Винчи, Микеланджело Буонарроти, в ранних изданиях поминаемый как Микель Анджело, Рафаэль Санти, Андрей Рублев, Константин Арсакидзе…[2]также и Бах, уже при лично — собственной жизни лишенные особо полагаемых заслуженных почестей и прелестей бытия, оставленные без внимания от бедности дырявых мыслей коллег, своры завистливых завистников, правителей, ими же выброшенные на обочину полагаемой и доставшейся славы, затем, ими же поглубже «закопанные» в могилы… с прошествием времени восставали из пепла эдакими Фениксами и своими творениями, продолжали радовать за ними вслед идущие поколения.[3]
Немало кроется так же и в том, что в баховской эпохе хотя и были неписанные, попахивающие «высокой» культурой правила о невмешательстве в творчество нанимаемых в услужение талантов: исполнителей, дирижеров, композиторов, художников, скульпторов, мастеров слова… разные императоры, короли, герцоги, всякие князя, графы… к своим дворцовым сабантуйчикам бесцеремонно заказывали разные «произведения-побрякушки», «танцмотивчики», «мыльные водевильчики», иное, в большей мере рассчитанное на разные вкусы и разовые развлечения.
Во все времена (как и сегодня — авт.) кем бы и каким бы не являл собой неуемный талант, от кабалы никак не открещивался. Жить-то хотелось, жить-то надо было? Поэтому, волей, чаще неволей приходилось «плясать под чужую дудку», непременно учитывать «патроном» желаемое: вид, направленность, характер, стиль заказа, подчинять и отдавать в жертву свой талант, всю жизненную энергию, а главное и основное — личногордое «Я», преподанное свыше.
Конечно, при таких жестких пасьянсных раскладах, создание «левого», близко к сердцу лежащего, нерукотворного было сопряжено с большими трудностями, неудобствами, однако, гении как-то крутились — вертелись и умудрялись творить!
Что ни говори, а на тогдашнем темно-красном небосводе явно чувствовался сильный бриз практической кабалы талантов, по мне — кровосства. Этот поток из прошлого прошлого и сегодня упорно обдувает малоупитанное существование моих коллег гитаристов, из нашего многострадального настоящего, например, как создателя симфонии «Сингапур» (написанной по заказу посла этой же страны — авт.), который знаком нам общеизвестной, непростой тирадой: «…мир стал ухудшаться с момента его возникновения» и, который на полном серьезе мечтает о тогдашних, давно канувших в безвозврат непростых отношений художника с хозяином, о чем более сегодня спорить сложно.
Подобное воззрение на эту важнейшую проблему можно обсуждать всегда, без конца и начала… Здесь положительным видится одна и очень важная составная, что человек творчества, ради свободы творчества, кроме всего разного, должен иметь еще и твердые, прилично обеспеченные тылы. Иначе творчество обязательно хоть как-то, хоть чем-то подпадет под пресс каких-то «плохих дядь и теть», а значит, начнет хиреть. Хотя, думаю, может при нынешних запутанных социально-экономико-правовых отношениях, вперемешку с геополитическими проблемами, упомянутый маэстро и прав, так как трудно отрицать, что в этом мире, который не успев прилично родиться, уже стал прилично извращаться, кто-то может быть воистину свободным, счастливым. Ведь, все от кого-то зависим, все кому-то служим, всем друг от друга чего-то надобно и все чего-то ждут…
Сегодня фланирует мнение, что почти невозможно встретить кого-то, который хоть на чем-то, хоть как-то играя, не старался подобрать захвативший его воображение или «прицепившийся» мотивчик, а может и все услышанное, и не попытался «закрепить» его на инструменте, может в голосе. Листы истории сообщают: «…многие стали перекладывать музыку с тех пор, как человек стал создавать ее», «…массовая тяга любителей струнной музыки к транскрипции началась с поры творчества виртуозных сочинителей и исполнителей», «…мастера сольной игры и переложений стали определять себя в аспекте сопоставимости своего инструмента и инструмента для которого избранное произведение было создано композитором».
С нашей колокольни весьма трудно судить — рядить о столь далеком прошлом, однако такие таланты, какими представились Европе, например, (алфавитно): Антонио Вивальди (1741), Арканджело Корелли (1713), Доменико Скарлатти (1757), другие, создавали немало гениальных и сложнейших шедевров, еще до закладки фундамента всего странно-полифонического великим кантором церкви и школы св. Фомы (1750), который, кстати, считал инструментальную музыку «веселящей душу», сочиненной «во славу Божию» и «ближним в поучение» (в скобках даны даты смерти для сопоставлении творческих вех упомянутых личностей — авт.).[4]
Давняя история повествует и о том, что кантор многому учился у этих господ, особенно у маэстро А. Вивальди, музыкой которого и сегодня восхищен весь мир. ИСБ перекладывал эти произведения «не для того, чтобы сделать их доступными для широких кругов, и не для того, чтобы учиться на них, лишь только потому, что это доставляло ему удовольствие»; «Благодаря итальянцам, он освободился от влияния северных мастеров и их гениально растрепанной манеры»; «…по ним Себастьян Бах совершенствовал скрипичную технику, основанную на певучести, мелодичности, помногу перекладывал все эффектные для своего клавира или органа произведения»; У Вивальди «…он учился… ясности и стройности построения … совершенной скрипичной технике, основанной на певучести». Много дали ему и занятия в Лейпциге вокальными композициями итальянского пения (кантор имел великолепное сопрано — авт.). «Бах, как и все великие самоучки, до конца жизни оставался восприимчивым к чужому искусству и всегда у всех готов был учиться» (проф. Альберт Швейцер, С. 144–145).[5]
Маститые исследователи по личной инициативе взвалившие тяжелейшую ношу расшифровки многими десятилетиями укрытого баховского, предоставили вслед идущим поколениям широкую возможно расширить личный кругозор всего ими исследованного, стать непосредственными участниками важных жизненных вех ИСБ, его уникального сочинительства, призвали всех достойных смело внедрять в жизнь феномен дружеской заимственности, личной фантазии, увязанных с наследием кантора, более скрупулезного отношения к баховской великой музыке, правильного определения с организацией всеобщего сбора ведущих инструментов мира под надежным «Зонтом» великой полифонии, куда, для дальнейшей шлифовки своих алмазных граней, несколько поздновато, однако все же заспешила классическая гитара — мной нареченная «Малым оркестром»,[6]достигшая в транскрипции и популяризации многого баховского обширно — резонирующих успехов, с желанием создать единый Банк данных «Гитарной бахианы», о чем речь ниже.
Наподсказанная Оттуда свежая мысль об анализе константы истинно — великой музыки, с самым теснейшим образом связанной, например, с проблемами транскрипции неповторимой канторовской полифонии для несравненной классической гитары, определилась и тем, что даже в наступившем XXI многое еще представляется невспаханной, заснеженной целинной и заброшенной залежной землей, где лично мне и персонально поручается за новизну работы принять расшифровку значимости сути феномена «Гитарной бахианы», в увязке с классической гитарой, после, пролить луч света для вслед идущей нашей молодежи об истинной сути нового эмпирического направления хода мыслей о том, к какому берегу нас пришвартует — этот оттуда наподсказанный маршрут…
Услышав все вышеотмеченное, эхом к сердцу принесенное, вначале вздрогнула, затем призадумалась, после посудила — порядила и рискнула себе признаться, что подобное, оказывается, давно в себе носила.
Посему, эту задумку, относительно сложности раскрытия темы бахианы, легко «подкаблучила» и определилась, что она — задумка, даже в повествовательно — информативном срезе комплексно никак и никем не изучена (по проблеме проведен специнформпоиск — авт.),[7]не проанализирована, не опубликована, т. е. вообще не зафрахтована. Затем, разобравшись с собственными выкладками, как реально оценить наиболее верную, основанную на научно-практическом видении качественной стороны переложенных (перекладываемых шедевров ИСБ, постаралась все увидеть сквозь призму классической гитары, провела сбор-поиск уже немалого числа повсюду разбросанных «огитаренных» материалов, с закладкой всего найденного (с будущими ремарками видных гитаристов, музыкологов — авт.) в единый Банк данных, с выходом на создание мощного научно — практического центра — НПЦ «Гитарной бахианы», иного многого, в труде представленного.
Из всего отмеченного вырисовалась и основная цель научной работы: определить: из лично-
