Штаб 1-го Украинского фронта, обобщив полученную информацию, спешно разработал инструкцию по борьбе с новой угрозой: «Было рекомендовано широко применять экранирование танков и самоходно- артиллерийских установок. Фаустпатроны, пробивая навесные экраны из листового железа, встречали затем пустоту и, потеряв убойную силу, не наносили особого ущерба боевой машине. В большинстве они рикошетировали по броне. Одним из действенных средств борьбы с вражескими фаустниками являлось четкое и непрерывное взаимодействие пехотинцев с танкистами, товарищеская выручка в бою».
Насчет противокумулятивных экранов наши умельцы догадались сами. В полевых условиях на броню приваривали все, что попадало под руку: листы металла, сетки, панцирные солдатские койки.
Самую исчерпывающую инструкцию «разработал» гениальный Жуков: «О «фаустпатронах» будете рассказывать после войны внукам, а сейчас без всяких рассуждений наступать вперед!»
Альберт Шпеер считал «Панцерфауст» оружием отчаяния. Генерал Чуйков, наоборот, высоко оценивал боевую эффективность «фаустпатрона» и даже предлагал скопировать его конструкцию под названием «Иван-патрон»: «8-я гвардейская армия, бойцы и командиры были влюблены в эти фаустпатроны, воровали их друг у друга и с успехом их использовали — эффективно». Советские солдаты охотно использовали трофейные гранатометы в городских боях. Однако, как сетовал бывший начальник ГАУ маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, «не нашлось активных сторонников таких средств противотанковой борьбы, как фаустпатрон… А ведь он прекрасно зарекомендовал себя». То есть имелись разногласия между фронтовыми и полигонными генералами.
На нижестоящем же уровне за пару-тройку слов, «восхваляющих вражескую технику», вполне можно было и на нары угодить. Писатель Василь Быков:
«Вообще разговор о качестве оружия возникал среди фронтовиков довольно часто — и в госпиталях, и в минуты недолгого затишья. Злободневная тема! Все сводилось к одному: какая дрянь наши автоматы, пулеметы, орудия и танки. Но на политзанятиях сказать об этом не решался никто. Так как во всех газетах можно было прочесть: наше оружие, наша техника лучше немецких. У них там все искусственное, сплошные эрзацы — и хлеб, и мыло, и кофе. Да еще войска снабжают невыносимо вонючим порошком — дустом, которым пересыпают все в блиндажах. Выходило, что куда удобнее по нашему примеру жарить вшей в бочках, чем пользоваться им. Иногда нам читали приказы, в которых объявлялись приговоры офицерам, позволявшим себе похвалить немецкое оружие, тем более — тактику. Ибо она, как не раз слышали мы, была у нас тоже лучшей. Только некоторые при этом криво усмехались, но помалкивали».
Конечно, «Панцерфауст» был оружием отчаяния. Несомненно, что потери танков от огня артиллерии были на порядок выше. Но у Вермахта «заканчивалась» артиллерия, а у фольксштурма ее вовсе не было. И еще, наличие «фаустников» оказывало на танкистов сильное моральное воздействие: попадание, как правило, вело к гибели всего экипажа: «Вот стоит машина с наглухо задраенными люками, из нее сквозь броню слышен визг вращающегося умформера радиостанции. Но экипаж молчит… не отзывается ни на стук, ни по радио. В башне — маленькая, диаметром с копейку дырочка — мизинец не пройдет. А это — «фауст», его работа! Экран в этом месте сорван, концентрированный взрыв ударил по броне… Из башни достаем четырех погибших танкистов. Молодые, еще недавно веселые сильные парни. Кумулятивная граната прожгла сталь брони, огненным вихрем ворвалась в машину. Брызги расплавленной стали поразили всех насмерть».
История подтвердила плодотворность идеи легкого и предельно простого в обращении ручного противотанкового гранатомета. Но лишь в 1949 году Советская Армия получила на вооружение детище ГСКБ-30 Министерства сельскохозяйственного машиностроения — ручной гранатомет РПГ-2. От «Панцерфауста» он принципиально отличался тем, что пусковую трубу сделали многоразовой, ударно- спусковой механизм смонтировали в пистолетной рукоятке, а пороховой метательный заряд (в картонной гильзе) привинчивался к 80-мм надкалиберной гранате кумулятивного действия ПГ-2, по ободку которой осуществлялось прицеливание. Прицельная дальность стрельбы — 150 м, эффективная — не более 100 м, бронепробиваемость — 200 мм. Концепция одноразового гранатомета была реализована в СССР двадцать лет спустя в РПГ-18.
Стремясь закрыть образовавшиеся бреши, командование 9-й немецкой армии ввело в сражение 19-ю и 25-ю танковые дивизии (150 танков) 40-го танкового корпуса. Однако уже в ходе выдвижения они попали под удар соединений 1-го Белорусского фронта и вынуждены были отойти.
Наступавшие с пулавского плацдарма войска, прорвав вторую полосу обороны, перешли к преследованию противника. В ночь на 16 января армия генерала Колпакчи и 11-й танковый корпус штурмом овладели важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом — городом Радом. Соединения 33-й армии с 9-м танковым корпусом подошли к городу Шидловец.
В результате двухдневных боев удары войск 1-го Белорусского фронта с двух плацдармов практически слились в один мощный удар в полосе 120 километров.
Выход 2-й гвардейской танковой армии в район Сохачева и наступление 47-й армии Перхоровича севернее польской столицы создали для варшавской группировки угрозу окружения. Под натиском советских войск 46-й танковый корпус противника вместо отхода на запад, к Познани, вынужден был отступать на северо-восток, за Вислу. С утра 16 января погода заметно улучшилась, и 3-й бомбардировочный авиакорпус генерал-майора А. З. Каравацкого бомбил лед на реке, штурмовики 6-го авиакорпуса генерал-майора Б. К. Токарева прочесывали берег Вислы, уничтожая переправочные средства, и наносили удары по немецким колоннам, 3-й истребительный авиакорпус генерал-лейтенанта Е. Я. Савицкого осуществлял прикрытие наземных соединений. За два дня 16-я воздушная армия совершила 5979 боевых вылетов.
16 января перешла в наступление 1-я армия Войска Польского под командованием генерала С. Г. Поплавского. В ночь на 17 января ее главные силы, переправившись через Вислу в полосе 61-й армии, подошли к городу с юга. Из немецких войск в Варшаве оставались четыре пехотных батальона и инженерные части. Штаб группы армий «А» поставил ОКХ в известность, что удержать город не удастся, более того, поскольку связь с гарнизоном прервана, вообще неизвестно, в чьих руках он находится. Смирившись с неизбежностью, Гудериан, не мешкая, передал генералу Харпе распоряжение действовать по обстановке и «наметить следующий рубеж обороны, исходя из предположения, что Варшава уже находится в руках противника». Во время доклада Гитлеру в ставку поступила радиограмма от коменданта Варшавы, в которой сообщалось, что он намерен оставить «крепость» в течение ночи.
Фюрер буквально взбесился и велел удержать Варшаву любой ценой. Однако восстановить оборону не удалось — гарнизон, уничтожив тыловое имущество, уже уходил.
Утром 17 января дивизии Войска Польского одновременно с частями 61-й и 47-й армий завязали бои на улицах Варшавы. К полудню они полностью освободили столицу Польши.
Город был мертв: «Варшава представляла собой горы руин. Повсюду почерневшие от пламени стены разрушенных зданий. Улицы завалены кирпичом и битым стеклом». Из 1 млн 310 тысяч довоенного населения в нем осталось только 162 тысячи. Отступая, немцы установили большое количество противотанковых и противопехотных мин, фугасов замедленного действия и различных взрывных ловушек. Советские саперы немедленно приступили к разминированию важнейших объектов.
Штаб фронта переместился в предместье Варшавы — Прагу. Сюда же поспешило Временное правительство Э. Осубки-Моравского. С ним Жукову приходилось дипломатничать, к чему Георгий Константинович, привыкший делить людей на начальство и остальных прочих, был органически неприспособлен. Эту раздраенность маршальских чувств отмечает его личный шофер А. Н. Бучин: «К привычным военным делам добавились хлопоты с вздорными и скандальными польскими деятелями. Во всяком случае, после встреч, хотя и редких, с ними маршал выглядел не лучшим образом».
Обидно было также, что поляки не слишком праздновали «освободителей», а сама Польша, за исключением столицы, «мало пострадала»:
