Он попадал в ловушку через открытые дверцы и сейчас же дёргал за приманку.
Дверцы с шумом захлопывались, но он быстро оправлялся от страха, спокойно съедал приманку, а потом уходил через лазейку.
В последнюю ночь мальчик случайно поставил мышеловку у самой стенки, и как раз тем боком, где была лазейка, и Пик попался. А когда девочка оставила мышеловку среди комнаты, он выскочил и спрятался за большой сундук.
Музыка
Брат застал сестрёнку в слезах.
— Он убежал! — говорила она сквозь слезы. — Он не хочет у меня жить!
Брат поставил блюдечко с молоком на стол и принялся её утешать:
— Распустила нюни! Да я его сейчас поймаю в сапог!
— Как в сапог? — удивилась девочка.
— Очень просто! Сниму сапог и положу его голенищем по стенке, а ты погонишь мышонка. Он побежит вдоль стенки — они всегда по самой стенке бегают, — увидит дырку в голенище, подумает, что это норка, и шмыг туда! Тут я его и схвачу, в сапоге-то.
Сестрёнка перестала плакать.
— А знаешь что? — сказала она задумчиво. — Не будем его ловить. Пусть живёт у нас в комнате. Кошки у нас нет, его никто не тронет. А молочко я буду ставить ему вот сюда, на пол.
— Всегда ты выдумываешь! — недовольно сказал брат. — Мне дела нет. Этого мышонка я тебе подарил, делай с ним, что хочешь.
Девочка поставила блюдце на пол, накрошила в него хлеба. Сама села в сторонку и стала ждать, когда мышонок выйдет. Но он так и не вышел до самой ночи. Ребята решили даже, что он убежал из комнаты.
Однако утром молоко оказалось выпитым и хлеб съеденным.
'Как же мне его приручить?' — думала девочка.
Пику жилось теперь очень хорошо. Он ел теперь всегда вдоволь, серых мышей в комнате не было, и его никто не трогал.
Он натаскал за сундук тряпок и бумажек и устроил себе там гнездо.
Людей он остерегался и выходил из-за сундука только ночью, когда ребята спали.
Но раз днём он услышал красивую музыку. Кто-то играл на дудочке. Голос у дудочки был тонкий и такой жалобный.
И опять, как в тот раз, когда Пик услыхал «соловья-разбойника» — жулана, мышонок не мог справиться с искушением послушать музыку ближе. Он вылез из-за сундука и уселся на полу среди комнаты.
На дудочке играл мальчик.
Девочка сидела рядом с ним и слушала. Она первая заметила мышонка.
Глаза у неё стали вдруг большие и тёмные. Она тихонько подтолкнула брата локтем и прошептала ему:
— Не шевелись!.. Видишь, Пик вышел. Играй, играй: он хочет слушать!
Брат продолжал дудеть.
Дети сидели смирно, боясь пошевелиться.
Мышонок слушал грустную песенку дудочки и как-то совсем забыл про опасность.
Он даже подошёл к блюдцу и стал лакать молоко, точно в комнате никого не было. И скоро налакался так, что сам стал свистеть.
— Слышишь? — тихонько сказала девочка брату. — Он поёт.
Пик опомнился только тогда, когда мальчик опустил дудочку. И сейчас же убежал за сундук.
Но теперь ребята знали, как приручить дикого мышонка.
Они тихонько дудели в дудочку. Пик выходил на середину комнаты, садился и слушал. А когда он сам начинал свистеть, у них получались настоящие концерты.
Хороший конец
Скоро мышонок так привык к ребятам, что совсем перестал их бояться. Он стал выходить без музыки. Девочка приучила его даже брать хлеб у неё из рук. Она садилась на пол, а он карабкался к ней на колени.
Ребята сделали ему маленький деревянный домик с нарисованными окнами и настоящими дверями. В этом домике он жил у них на столе. А когда выходил гулять, по старой привычке затыкал дверь всем, что попадалось ему на глаза: тряпочкой, мятой бумажкой, ватой.
Даже мальчик, который так не любил мышей, очень привязался к Пику. Больше всего ему нравилось, что мышонок ест и умывается передними лапками, как руками.
А сестрёнка очень любила слушать его тоненький-тоненький свист.
— Он хорошо поёт, — говорила она брату, — он очень любит музыку.
Ей в голову не приходило, что мышонок пел совсем не для своего удовольствия. Она ведь не знала, какие опасности пережил маленький Пик и какое трудное путешествие он совершил, раньше чем попал к ней.
И хорошо, что оно так хорошо кончилось.
Зеленый пруд
— Помните, девочки, — говорила мать, уходя из дому, — можете бегать где хотите — и во дворе, и в саду, — только к Зелёному пруду не подходите.
Девочки и сами побаивались ходить к Зелёному пруду: про это место рассказывали страшное.
Зелёный пруд был в самом дальнем, в самом тёмном углу сада. Кругом него стояли великаны-ели. Они растопырили над прудом мохнатые лапы и не пропускали к нему солнечный свет.
Мать говорила, что вода в Зелёном пруду вредная: напьёшься — заболеешь и умрёшь. Говорила, что на дне пруда ил и тина: попадёшь ногой — и начнёт тебя всасывать, всасывать — и засосёт с покрышкой.
По вечерам из пруда поднимался серый косматый туман. Он медленно пробирался между деревьями, полз к дому. Тогда мать загоняла девочек домой — спать.
К Зелёному пруду никто не ходил, даже взрослые. А девочкам строго-настрого было запрещено бегать в тот тёмный, сырой угол сада.
Мать ушла. Алла и Нонна уселись на скамейке. Долго сидели молча. Потом Нонна вздохнула:
— Скучно! Мамы нет… Хоть бы тётя прислала за нами крысиную коляску.
— Какая тётя? — удивилась Алла.
— Какая, какая!.. Ну, волшебная. Помнишь, Золушке коляску прислала, а вместо лошадей — крысы.
— Фу, глупая! — рассердилась Алла. — Золушка ведь это в сказке. И тётя-фея в сказке.
— Что ж такого… — начала Нонна, но вдруг смолкла: за спиной что-то зашуршало.
Девочки обернулись. На клумбе, на большом белом цветнике, сидела стрекоза-красотка.
Она была похожа на игрушечный, красиво раскрашенный аэропланчик. Крылья у неё были тёмно- синего цвета, а блестящее длинное тельце — изумрудно-зелёное.
— Чересчур маленький самолётик, — прошептала Нонна. — Как же мы на него усядемся?
