Беды несли.
Апрель 856 г. Бильрест-фьорд
Всякий раз ругались братья Альвсены, когда вспоминали ту достопамятную ночку, после которой их перепуганные коровы дали так мало молока, что, по выражению Бьярни Альвсена, вряд ли хватило бы и кошке! Да что ругались — Бьярни чуть было не проткнул мечом не вовремя подвернувшегося под руку Хрольва, хорошо старший брат, Скьольд, вовремя отвел лезвие. Три овцы отдал Альвсенам отец Фриддлейва Свейн Копитель Коров, а Фриддлейву хорошо досталось крепкой ясеневой палкой — долго гуляла она по его плечам. Уже после, в лагере, Фриддлейв сорвал зло на Дирмунде Заике — это ведь его был план, что так подвел «Медведей». Поколотил Фриддлейв Заику такой же крепкой палкой. Бил да приговаривал: не стоит недооценивать противников, вот тебе за это, вот! Утомившись, бросил измочаленную палку, ушел. А Заика, плача, смывал снегом идущую из носу кровь. Вот так наказал его Фриддлейв, хотя, если разобраться, не так уж и виноват был Заика, это Хельги слишком уж хитер оказался: ну, с секирой, можно сказать, повезло ему, а вот с дальним лесом он хорошо придумал, ловко провел дружка своего Харальда — накинул тот ночью веревку на шею спокойно дежурившего у костра малыша Снорри — тихо все прошло, удачно, парень даже не пикнул, — осторожненько подтянул, глянул… и не знал дальше, ругаться или смеяться: поймал вместо худенького тела Снорри обернутое тряпками соломенное чучело! Хотел было уж опрометью нестись к Фриддлейву, да понял — не успеет, эта ночь последней считалась, а до того никак не выкрасть Снорри было, уж так загонял всех Ингви, заплутал по лесам, не поленился даже и за Ерунд-озеро сползать, к хутору Курид, а Харальд с Бьорном, как два идиота, конечно же, за ним следом поперлись, бешеной-то касатке десять дегров — не крюк. Бьорн-то не очень расстроился — у него на хуторе родичи имелись, а вот Харальд — да, обиделся поначалу на дружков своих, Ингви и Хельги. Потом, правда, плюнул, ну их в горы, смеяться только что потом будут, сволочи. Они и смеялись, да так, что в доме молодых воинов Эгиля дрожала крыша.
— Сижу я себе спокойно на дереве, — отпивая из крынки холодное молоко, рассказывал Ингви Рыжий Червь. — Смотрю, где ж наш Харальд? Потом вижу — вот он, внизу, ползет-ползет, змей, ага, и веревку — ап! Ловко метнул, ничего не скажешь — прямо на шею Снорри… то есть это он думал, что Снорри, а когда увидал, кого изловил вместо Снорри… Ой, ну и рожа у него была, парни!
— Да ладно, — надулся Харальд Бочонок. — Смотри вон, от молока не лопни.
Все молодые парни, члены воинской общины — фелаги, — Хельги, Фриддлейв, Снорри, Хрольв Приблуда и прочие — в очередной раз вспоминали подробности недавней игры. Кроме уморительных россказней Ингви, бывшим «Медведям» особенно нравился рассказ Хельги о том, где и как он обнаружил секиру Эгиля.
— Так, говоришь, никаких звуков не издал Фриддлейв? — смеясь, обычно переспрашивал кто-то. — Зачем же ты тогда в уборную ходил, а, Фриддлейв?
Фриддлейв угрюмо отмалчивался — а что ему было говорить-то? Проиграл и проиграл — настоящий викинг должен уметь проигрывать. И Фриддлейв умел, да только вот отношения его с Хельги — и без того не особо сердечные — вконец испортились, хотя, видят боги, Хельги и пытался помириться с Красавчиком, да тот не шел навстречу: больно уж горд оказался. Ну, да и пес с ним!
На сердитых воду возят. Предчувствовал Хельги, что придется ему еще столкнуться с Фриддлейвом, — хоть и проиграл сейчас тот, однако многие в младшей дружине его поддерживают и слушаются беспрекословно. «Змеиный Язык» — такое прозвище появилось было у сына Сигурда ярла, и он догадывался, кто его пустил в оборот. Не самое плохое прозвище, если учесть что Змей — «Орм» — одно из любимейших носовых украшений, венчавших форштевни боевых ладей викингов. Змея — символ мудрости. Правда, не очень-то прижилось прозвище, другое через несколько лет возникло, ну, да то и другая история…
Хельги улыбнулся, прислушиваясь, как шумят снаружи деревья. Словно бы кто-то тихонько перебирал струны арфы. Никогда раньше не замечал в себе Хельги склонности к музыке. Теперь же все время в голове крутились какие-то мелодии, а волшебные скальдические строки слагались будто сами собой. Надо же. И откуда у него прорезалось вдруг это умение?
Эгиль Спокойный На Веслах вместе с Велундом гостил сегодня в усадьбе Сигурда ярла и обещал вернуться лишь к утру. Потому и весело было в доме — о чем только не переговорили: в который раз уже об игре, потом перемыли косточки жадюгам Альвсенам — тут даже Фриддлейв улыбнулся, — ну, конечно, зашел разговор и о девках, а как же без них-то? Сначала так просто болтали: кто, где да с кем; потом перешли на более конкретные темы.
— Говорят, в гости к Альвсенам приехали девчонки с дальней усадьбы Рекина ярла, — вполголоса заметил Ингви Рыжий Червь… и вызвал настоящую бурю!
— Девчонки с дальней усадьбы?! — разом переспросили все.
— Ну да, оттуда, — важно подтвердил Ингви.
— К этим жадюгам Альвсенам?!
— Да не может быть!
— С чего б это ездить к ним этим девкам, что им, своих парней мало?
— Ну нет, врешь ты все, Ингви.
— Да не вру, клянусь молотом Тора! — Ингви Рыжий Червь уселся на ложе и хлопнул себя ладонями по коленкам. — Просто вы мне не даете дальше сказать.
— Так говори же.
— Так вот. — Ингви многозначительно обвел взглядом заинтересованно притихших парней. — Есть у Альвсенов родичи в тех усадьбах, не со стороны самих братьев родичи, а по жене Скьольда, старшего брата, Смельди Грачихи, она ж сама из тех мест. Как вы знаете, овец у Альвсенов много, и еще они несколько пар прикупили, — да вот беда, женщины их да рабыни прясть шерсть не успевают, да и ткать тоже — уж больно много шерсти у Альвсенов.
— Да, шерсти у них много.
— И не только шерсти.
— Ну и вот, решилась-таки Грачиха: третьего дня съездила да привезла погостить своих родичей — трех девок, их наш раб Трэль Навозник видал, как ехали на двух телегах, говорит, красивые.
— Кто, телеги красивые?
— Девки, тролль ты лесной!
— Ну, положим, для Навозника любые девки красивые…
— А за тролля можно и по ушам схлопотать!
— Тихо вы, не ругайтесь, я ж не все еще сказал! — Ингви погрозил усыпанным веснушками кулаком особо ретивым и продолжил рассказ, при этом несколько отвлекся от девчонок, зачем-то перейдя к подробнейшей характеристике Смельди Грачихи, жены старшего брата, Скьольда, имевшего весьма красноречивое прозвище — Жадюга. Надо сказать, что и жена его Смельди тоже отличалась этим ценным качеством, и еще было неизвестно, у кого оно проявлялось ярче. Всем памятен был случай, когда Грачиха сгноила в бочках почти всю весеннюю рыбу, не желая тратиться на соль, — этой тухлятиной потом неделю несло по всему заливу. А еще ходили упорные слухи, что на воротах усадьбы братьев всегда сидит раб, высматривающий возможных гостей, и как только кого высмотрит — сразу кричит, а Смельди пинками гоняет рабынь, чтоб побыстрее прятали всю еду, оставив только засохшие корки. Тем гостей и потчует, угодливо улыбаясь да жалуясь на плохие времена.
— Ты о девках говори, про Смельди мы и так знаем, — нетерпеливо перебил Приблуда Хрольв, и многие одобрительно поддакнули ему.
— Да я и говорю, — обиделся Ингви. — Говорю, что Смельди Грачиха день-деньской заставляет своих родственниц прясть — для того их и позвала в гости, так что те на двор только и выходят, а сами знаете, какая в доме Альвсенов грязища — пыль, копоть, шерсть в воздухе летает, еще и пот в глаза — попробуй-ка поверти веретено без остановки. — Рыжий Червь вдруг улыбнулся и многозначительно поднял вверх палец. — В общем, ночью приезжие девчонки бегают иногда смыть пыль к водопаду! — торжественно сообщил он. — Трэль Навозник их там самолично видел.
Сообщение это произвело фурор. Честно сказать, изматывающий вроде бы режим и бесконечные тренировки были не так уж и тяжелы для молодых закаленных организмов. Да, по утрам у всех ломило
