— Да там и пешком чуть-чуть, — хохотнул Аксель.
— Он просто боится пешком, — объяснил с заднего сиденья Нильс. — Там темно, знаете. А дорога лесом.
— Я боюсь? — встрепенулся Ханс. И тут же опустил плечи. — Ну и боюсь. И что же? Там еще старое кладбище... Сам-то небось не пробовал прогуляться ночью по снольди-хольмской дороге?
— С чего бы это мне там гулять, я что, некромант?
— Ну как концерт? — вмешался в перепалку Аксель.
— Мирово!
— Классно!
— Особенно «Дактрон», они всё-таки приехали, а Нильс говорил — не приедут.
— Кто говорил?
— И вот та деревенская команда, забыл, как она называется...
— «Мертвые тролли».
— Во! Тоже клево.
— Клево? — Нильс подался вперед. — Не слышал ты их прошлым летом. Вот там было клево, там такая девчонка была, так пела, ну, как примерно... Даже не знаю как...
— Как «Крейдл Оф Филт»?
— «Крейдл Оф Филт» твой вообще отстой, попсуха!
— Жаль, не было той группы из Намсуса, помнишь?
— А, с русским ударником. Так он в фонтан свалился. Или в водопад. В общем, с тех пор в госпитале.
— Да не может человек просто так в фонтан свалиться!
Аксель, не выдержав, вступил в спор.
— Русские, ребята, всё могут, — со знанием дела произнес он. — Особенно когда выпьют. А пьют они много.
Мальчишки замолкли. Так и молчали минут пять, пока Нильс что-то не прошептал ерзавшему на сиденье товарищу. Тот просительно заглянул таксисту в глаза:
— А можно... ну, это... остановиться ненадолго? Нам пописать надо...
— Меньше пива пейте! — притормаживая, хохотнул Аксель.
Весело переговариваясь, мальчишки сбежали с дороги в лес... Холодало. На темном небе ярко сверкали звезды и красные огоньки самолета. Какая-то радиостанция передавала «Лестницу в небо». Аксель сделал звук погромче. Ребята что-то задерживались. И гомон вроде бы стих. Не случилось бы чего?
Они выбежали на дорогу в стороне от машины. Замахали руками в лучах фар.
— Там!
— В лесу!
— Девушка! Лежит, прямо на земле.
— И вроде живая.
— Так вроде или живая? — выходя из машины, поинтересовался Аксель. — Сейчас посмотрим. — Он прихватил из салона мощный фонарик.
Втроем они вошли в лес...
Она сама вышла навстречу. Молодая темноволосая девушка с пронзительно синими глазами, одетая в рваную мешковину.
— Мадемуазель, синьора, фройляйн, фрекен! — подхватил ее под руку Аксель.— Не ходите в лесу полуголой — простудитесь. Вас куда-нибудь отвезти?
— Кто... вы? — чуть слышно произнесла девушка.
— Я Аксель Йоргенсон, таксист, а это — мои пассажиры, вполне безопасные ребята, можете не волноваться. Ханс, уступи даме переднее место.
— Ханс... — словно механическая кукла, повторила девушка. — Где... я?
— В лесу, около Тронхейма. Точнее — между Намсусом и Гронгом. Вам-то куда надо?
— Мне... надо? Мне... надо... туда! — Она вдруг ткнула пальцем в рисунок на майке Нильса.
— Ах, на концерт? Так он уже закончился. Вы опоздали, э... К сожалению, не знаю, как вас зовут.
— Меня... зовут... Магн...
— Магн! — Нильс хлопнул в ладоши. — А я-то думаю, где вас видел? Вы пели с «Троллями» летом. Жаль, что вас сейчас не было, «Тролли» без вас много потеряли.
— Так, короче! — Аксель решительно прекратил дискуссию. — Время позднее, куда вас везти? У вас есть здесь поблизости друзья, родственники?
— Друзья... Друг... Да! Он упал, упал в водопад, в схватке с... Что с ним сейчас?
— А! Так ваш друг — русский барабанщик! — заулыбался Нильс. — Он жив. Жив. Только в госпитале.
— Ты говоришь про ту клинику, что на окраине Намсуса? — перебил Аксель. — Я вез сегодня одного профессора оттуда, так он говорил про этого парня. Не хочу вас пугать, Магн, но, похоже, дела его не очень-то хороши. Хотите, отвезу вас туда?
Магн молча кивнула.
— И мы, и мы тоже туда поедем!
— А вас, думаю, давно заждались родители, на месте которых... — Аксель махнул рукой и запустил двигатель.
Уже больше трех недель русский музыкант Игорь Акимцев лежал в коме в реанимационной палате частной клиники, что располагалась в семи милях к западу от Снольди-Хольма. Попал он туда благодаря басисту Йоргу. Жизнерадостный весельчак Йорг принял участие в судьбе несчастного барабанщика, так некстати свалившегося в водопад. Да и чего ж, честно говоря, и не поучаствовать, если владелец клиники Норденшельд приходился Йоргу родным дядькой по матери. Сам господин Норденшельд увлечение племянника музыкой не одобрял, считая, что из того мог бы получиться классный хирург, однако всегда помогал родственничку, и не только финансово. Помог и на этот раз, тем более что случай с этим русским оказался весьма интересным — временами тот открывал глаза, вполне осмысленно осматривая оборудование палаты и врачей, а потом сознание пропадало, словно исчезало куда-то, чтобы вернуться через пару дней. И никакие препараты не могли вывести г-на Акимцева из этого состояния, хоть доктора и старались. Прямо мистика какая-то! Иногда и самому доктору Норденшельду казалось, что, если бы не частые отлучки сознания, пациент бы давно выздоровел, ну, если и не до конца, то хотя бы пришел в себя. Однако ничего подобного покуда не происходило, скорее, наоборот... Доктор хмурился, глядел на исписанные кривыми синусоидами энцефалограммы и недоуменно пожимал плечами. Интересный случай. Очень интересный.
Марина Левкина, дежурная медсестра, принятая в клинику год назад с большим испытательным сроком, выполнив все оставленные лечащими врачами указания, устало опустилась в кресло комнаты отдыха. Сняв туфли, протянула руку к телевизионному пульту, настроила на петербургский «Пятый канал» — шел какой-то немецкий фильм, старый и нестерпимо нудный, городские новости, к сожалению, уже закончились, что и понятно — уж миновала полночь. Вздохнув, Марина взяла с тумбочки русско-норвежский разговорник — изучение языка было одним из пунктов контракта.
Хорошо хоть английским неплохо владела, потому и смогла устроиться, через знакомых конечно, сначала в обычную муниципальную больницу — санитаркой, — затем, чисто случайно, встретилась в баре с Арендтом, молодым хирургом, практикующим в клинике Норденшельда. Переспали, конечно. Потом еще пару раз встречались, хотя доктор Арендт и был женат, да и вообще не нравился Марине, даже чисто внешне, — маленький, тощий, длинноносый, с белесой, вечно растрепанной шевелюрой. Единственное, что привлекало в нем Левкину, — место работы. Клиника Норденшельда была бы для нее вариантом из волшебной сказки. Цинично — но иначе не скажешь. Впрочем, не следовало считать Марину такой уж циничной — растить одной ребенка на зарплату медсестры в России вещь тоже довольно-таки циничная, тем более что нужно было еще и помогать матери, одинокой пенсионерке, вместе с внуком Димой проживающей в коммунальной квартире на Петроградке. А зарплаты в частной клинике вполне хватило бы,
