Впрочем, бывалый вид и острые мечи Хельги, Ирландца и Снорри вызывали невольное уважение даже у этих, готовых на всё, людей.
Грязная, по самую крышу вросшая в землю корчма Мечислава-людина, спрятанная от нескромных взглядов на заросшем леском склоне Щековицы, являлась не самым безопасным местом в Киеве, но привлекала к себе множество разных людей — что в данный момент было на руку молодому бильрестскому ярлу, буквально по крупице вылавливавшему нужную информацию о Дирмунде.
Кто он был здесь, в Киеве, князь или боярин — мнения расходились. Тем не менее отлучившийся по делам Хаскульд оставил за себя именно его, — значит, похоже, Дирмунд всё-таки князь. Но тот ли это Дирмунд? И где же Черный друид? По словам Ирландца, тот мог принимать любой облик — тем труднее было его отыскать. Впрочем, Хельги считал, что сможет опознать друида по глазам — яростным, черным, прожигающим любого насквозь. Ирландец тоже соглашался с этим, но вот опознавать друида лицом к лицу не очень стремился. Ярл его и не неволил — сам собирался с этим справиться, от приятелей требовалась лишь поддержка в поисках.
А поиски неожиданно оказались сложными. Оба князя, а также дружина вели образ жизни замкнутой корпорации, к тому же частенько находились вне Киева, объезжая подвластные племена, — попробуй пробейся! Как считал Хельги, друид должен быть рядом с князьями — уж не среди простонародья же его искать! — скорее всего, в старшей дружине, какой-нибудь боярин типа вот этого бельмастого Греттира, как выяснилось, старого знакомого Снорри. Через Греттира можно было бы попытаться пробиться в дружину, хотя бы даже не самому Хельги, подошел бы и Снорри — друид не очень хорошо его знал, да если и знал когда-то, так позабыл уже наверняка. Потом следовало вычислить и друида — по темным делам, по глазам, по жертвам. А затем уж...
— Я сражусь с ним, — твердо глядя в глаза собеседнику, отвечал на этот вопрос Хельги. — И Черному друиду придет конец.
Ярл помнил, еще со времен Тары, священной столицы Ирландии, что друид Форгайл не имеет над ним никакой колдовской власти, как над другими. И всегда помнил обращенные к нему слова Магн дуль Бресал, женщины-жрицы:
— Ты — тот, кто может...
Хельги даже не сомневался, что может.
Может уничтожить друида, остановить его, не допустить кровавой власти древних богов. Ярл также знал что обычный человек остановить друида не сможет, но он-то, Хельги из рода Сигурда, вовсе не был обычным, он с каждым разом всё больше чувствовал в себе другого человека. Человека из ниоткуда. Именно это имела в виду Магн, когда говорила: «Ты можешь!» И Хельги-ярл верил ей, как верил себе... и человеку ниоткуда. Словно бы он, этот человек ниоткуда, жил в нем...
Странно, но Хельги не чувствовал никакого раздвоения личности. Может, они с Тем были духовно близки, а может... Хельги знал, что его разум оставался его разумом, разумом молодого норманнского ярла, но вот что касалось души... А ведь это она влияла на разум, объявляясь в трудные минуты, под грохот и вой! И всегда — с пользой для него. Хельги чувствовал, что живет и поступает не так, как все, не так, как нужно роду, не так, как угодно судьбе, а так, как считает нужным сам. Чужое присутствие въелось в ярла настолько, что он уже начал ощущать себя не членом рода, не частью дружины, а самим собой, личностью, действующей по своей собственной воле. Так никто и никогда не ощущал себя в это время! Любой из живущих — от последнего раба до ярла, конунга, князя — был только лишь одним из. А Хельги — нет! Он действовал без оглядки на обычаи и людскую молву. Хорошо ли это было, нет ли — знали пока только боги, и только по-настоящему близкие к ярлу люди — Ирландец, Никифор, Снорри — с удивлением и страхом замечали это.
— Так где нам найти этого Греттира? — Допив мутноватое, щедро сдобренное шалфеем и ромашкой пиво, ярл повернулся к подошедшему Снорри.
— Пока нигде, — усмехнулся тот. — Но через пару недель он должен вернуться. Я когда-то встречал его в Вике.
Корчма постепенно пустела, что и понятно — солнце едва перевалило за полдень, и посетители, наскоро перекусив, уходили по своим делам. Вскоре, кроме Хельги с компанией, в корчме Мечислава остались лишь несколько человек — пара бродячих волхвов-боянов с гуслями, да еще с полдесятка мужиков, судя по одежде — подпоясанные простой веревкой рубахи из грубого холста, такие же порты, онучи, — артельщиков, по всей видимости пришедших на заработки из ближайших селений. Плотники либо, что более вероятно, грузчики — торговый сезон на пристани уже начался, три дня назад прибыло аж сразу два каравана — с Ладоги и из Царьграда, так что работы артельным хватало. Ярл не особо приглядывался к ним — незачем было, ну разве ж такая деревенщина способна помочь в их многотрудном деле? Так, следил краем глаза, как и за всем, что происходит в корчме.
Вообще-то, здесь уже особо делать было нечего, по крайней мере до вечера. Хельги подозвал корчмаря, поблагодарил за еду — тот поклонился, звероватый, осанистый, чем-то похожий на вставшего на дыбы медведя. Проводил гостей до самого выхода, предупредительно распахнул дверь... И тут вдруг Хельги заметил, как взгляд его чуть вильнул влево, туда, где сидели артельные. Ну, вильнул и вильнул, мало ли, чего они там делают? Пригляд никогда лишним не будет. Только вот... Только вот, похоже, корчмарь, перехватив взгляд ярла, немного смутился. С чего бы это? Иль показалось? Задержавшись в дверях, Хельги задумчиво оглянулся, дескать, не забыл ли чего? Ага! Сидевший у самой стены артельщик — немолодой лупоглазый мужик, весь какой-то прилизанный, масляный, с крупной бородавкой на левой щеке — опустил голову вниз. Хельги мог поклясться всеми богами, что до этого артельщик пристально наблюдал за ним. Зачем?
Уже на улице ярл поделился догадкой с Ирландцем.
— Прилизанный, с бородавкой? — усмехнулся тот. — Глаз с нас не сводил. Я тоже заметил. Думаю — мужики эти никакие не артельщики, а шайка нидингов, а бородавчатый — их предводитель. А что на нас смотрели, так, видно, решали, грабить или нет.
— Я б на их месте не решился, — положив руку на эфес меча, хохотнул Снорри. — Вряд ли эти тролли справятся с нами.
— В открытом бою — нет, — кивнул Хельги. — Но есть много других способов. — Он обернулся к Ирландцу: — Вот ты бы, Конхобар, как поступил?
Тот отозвался, не задумываясь:
— Две возможности. Первая — вызнать, кто мы и где мы. И вторая — двинуться незаметно за нами, как здесь говорят — на авось. Мало ли, разделимся, вот тогда на одного вполне можно напасть, даже на двоих — впятером-то.
— Похоже, они так и поступят. — Хельги почесал бородку. — В обоих случаях они должны пойти за нами, по возможности незаметно.
Узкая тропинка вилась по склону холма, уходя в заросли бузины и березовые рощи, спускаясь к лугу, ныряя в овраг, затем вылезая в малинник, и — уже дальше — взбиралась на горбатый мостик через речку Глубочицу, а затем раздваивалась, поворачивая налево, к Подолу, потом направо
— Вряд ли они нападут здесь, — оглядывая холм, покачал головой ярл. — Впрочем, если и нападут, тем хуже для них! — Он многозначительно стукнул рукой по ножнам меча. Это был новый меч, приобретенный ярлом в Суроже у ромейских купцов взамен своего, что когда-то выковал с Велундом, да так и утерял в Хазарии. Хороший был меч, «Змей крови», «Крушитель бранных рубашек», «Делатель вдов». Жаль, конечно, что потерялся, ну, да что горевать, этот был не хуже — франкской работы, красивый и мощный. Широкое навершье рукояти украшено бирюзой, а на светлом металле клинка проступали, словно бы изнутри, темные узоры.
— Вперед!
Ярл махнул рукой и, вскочив в седло — лошади были приобретены уже здесь, в Киеве, — направил коня вниз. За ним последовали остальные. Конхобар Ирландец и Снорри...
Снорри... Узнав Хельги во время столь неожиданной для обоих встречи у днепровских порогов, Снорри, не колеблясь, предложил ему свой меч. Скучное житье у печенегов надоело молодому викингу, хотя, конечно, спокойным его нельзя было назвать — постоянные набеги, стычки, охоты. Тем не менее, чем
