Высокая полутемная зала с черными поддерживающими крышу стропилами, камин у стены. Догорая, в камине трещали поленья. Напротив камина — пара кресел с высокими спинками, на спинках — полустершийся от времени герб, непонятно что изображавший — то ли единорог, то ли корова.
В одном из кресел, вытянув ноги к огню, сидел пиратский вождь Хорн ван Зельде и меланхолично жевал мелкие моченые яблоки, которые брал с большого оловянного блюда, стоявшего на резном столике слева от кресла. Увидев вошедших пленников, капитан пиратов бросил огрызок в камин и недовольно воззрился на охрану.
— Я же сказал — по одному! — раздраженно бросил он по-немецки. — Вот, начнем хотя бы с этого… — ван Зельде кивнул на Гришаню.
— Кстати, где Рейнеке-Ханс? — вспомнив, хмуро поинтересовался он.
С опаской поглядывая на предводителя, кто-то из пиратов тут же сообщил, что Рейнеке-Ханс уже идет, и вот-вот будет, а запоздал — потому как приводил в порядок инструменты.
Последняя фраза очень не понравилось Гришане — пожалуй, единственному из пленников, сносно знавшему немецкий. Отрок смутно догадывался, какого рода инструменты «приводил в порядок» неведомый Рейнеке-Ханс, и эта догадка не вызвала у него особого восторга…
Повинуясь приказу вожака, пираты вывели обратно на улицу лишних — Олега Иваныча с Олексахой — и, велев ждать, уселись на камни рядом. Огромного роста рыжебородый детина, торопясь, шагал к дому с пирса. За спиной его колыхался огромный рогожный мешок с чем-то железно-звенящим, под мышкой было зажато нечто вроде пилы с деревянными зубьями.
— Кат, — с ходу определил Олексаха. — А пила у него деревянная — для пытки, чтоб больнее было.
— Да… влипли, можно сказать, — невесело протянул Олег Иваныч. — Интересно, что мы такого знаем, чтоб этакой пилищей выпытывать?
— А пес их знает, — махнул рукой Олексаха. — Может, для куражу все? Надо было шепнуть Грише, чтоб во всем винился, пытки не дожидаясь.
Олег Иваныч хмыкнул, пояснив, что Гришаня далеко не дурак и сам как-нибудь догадается, что делать.
— Слышишь ведь — пока не кричит! Действительно, никаких жутких воплей, свидетельствующих о невыносимой боли, из дома не доносилось. Спокойно все было, тихо.
Над морем клонился к закату оранжевый шар солнца. Рыжая пылающая дорожка бежала по темно- голубой ряби от солнца к причалу, упираясь в берег у самого носа «Благословенной Марты», бывшего честного когга. Эх, Иоганн, Иоганн… Как не вовремя ты пустился в это плаванье!
С неожиданно резким звуком распахнулась ставня. Все вздрогнули, обернувшись…
Высунувшийся в узкую бойницу окна Хорн ван Зельде кивнул на сидевших на земле пленников и щелкнул пальцами.
Подталкивая жертвы тупыми концами копий, стражники торопливо ввели их в дом.
Первый, кто бросился в глаза Олегу Иванычу, был Гришаня. Развязанный, отрок сидел в кресле напротив пиратского капитана и спокойно жевал яблоко.
— Кисло, — сморщив лицо, Гриша повернулся к вошедшим. — Не понимаю, как он их ест…
Рыжебородый палач Рейнеке-Ханс скромно сидел в уголке, на маленькой скамеечке, с таким разнесчастным видом, словно ему только что пообещали любимую игрушку, да вот не купили. Рядом, прямо на полу, в аккуратном порядке, несомненно свидетельствующем об определенной строгости мысли, лежали жутковатого вида вещи: широкие и узкие ножи, иглы — большие и поменьше, деревянные тисочки с запекшейся кровью, свинцовые клинья — загонять между пальцами — и округлая железная маска с широкой воронкой. Судя по всему, весь этот богатый арсенал в данный конкретный момент явно не находил широкого применения. Ну, даст Бог, и дальше так!
При ближайшем рассмотрении пиратский вождь Хорн ван Зельде оказался ничем не примечательным мужчиной лет сорока с небольшим, со смуглым узким лицом, обрамленным длинными темными волосами, небольшой бородкой и черными близко посаженными глазами. Левую щеку его, от виска до рта, пересекал рваный шрам, придававший лицу несколько зловещее выражение. На пирате был дорогой короткий кафтан — вамс с вышитыми золотыми полосками. Узкие полотняные штаны плотно обтягивали мускулистые ноги, обутые в остроносые башмаки лошадиной кожи. На отделанном золотом поясе висел короткий меч и широкий, с ладонь, кинжал — дагасса. Таким кинжалом удобно перерезать горло поверженному врагу — рраз — и готово! Также им, наверное, удобно было бы раздавать гостям нарезанные куски торта. Представив это, Олег Иваныч усмехнулся.
Резко повернувшись к нему, ван Зельде что-то отрывисто сказал по-немецки.
— Спрашивает, действительно ли ты важный новгородский рыцарь, — перевел Гришаня, добавив, что кое-что уже порассказал тут «этому поганому чучелу» .
Не дослушав ответа, отрок быстро заговорил, видно, полностью подтверждая вопрос. Выслушав, пиратский вождь улыбнулся. Улыбка его была какой-то некрасивой, хищной — может быть, из-за шрама, а может — и сама по себе.
— Сейчас выкуп назначит — к бабке не ходи! — шепнул Олексахе Олег Иваныч. — Иначе б чего расспрашивал? Во сколько вот только оценит, интересно, комиссионер хренов?
«Знатный новгородский рыцарь» Олег Иваныч был оценен в смешную сумму — сто рейнских гульденов, что примерно равнялось по стоимости шестидесяти мешкам соли, или четыремстам мешкам колотого сахара — по тем временам, роскоши прямо неописуемой. Также на заявленную сумму можно было приобрести четыреста зайцев, тысячу мешков груш, полторы тысячи куриц или восемьсот пар обуви чисто выделанной лошадиной кожи!
Сам Гришаня, как особа не очень знатная, да зато шибко ученая — ван Зельде явно принял во внимание знание немецкого, — потянул на семьдесят гульденов, ну, а Олексаха пошел по самой малой цене — в полтинник.
«Интересно, что больше нужно Великому Новгороду — мы или… две тысячи триста мешков груш?» Немного подумав, Олег Иваныч так и не пришел к однозначному ответу, решив попозже посоветоваться с Гришаней. Сам он пока больше склонялся к грушам.
— В ожидании выкупа вы будете томиться в темнице, из которой нельзя убежать! — встав с кресла, заверил Хорн ван Зельде и, улыбнувшись, добавил, что и темницей это место обозвать тоже нельзя, скорее — светлицей. Издевался, собака! Грушелюб фигов!
Узилище и в самом деле оказалось довольно просторным и светлым — небольшой скалистый островок у самого входа во фьорд. Пленников отвезли сюда на лодке вместе с мешком сухарей — Хорн ван Зельде вовсе не собирался заморить свой «обменный фонд» голодом. Около двадцати саженей в длину и чуть меньше — в ширину, остров представлял собой вполне надежное место. Ван Зельде не хвастал — убежать оттуда, не имея под рукой лодки, было невозможно. Залив полностью контролировался пиратами, и какое- либо постороннее судно могло появиться здесь только в качестве добычи, так что с этой стороны надежды пленников были бы более чем беспочвенными.
С другой стороны, можно было бы попробовать выбраться с острова вплавь… если бы не слишком низкая температура воды, как всегда в этих местах в начале мая — и не скалистый берег фьорда, пригодный для высадки лишь в виду приземистого дома ван Зельде.
— Близок локоток, да не укусишь, — почесав затылок, философски изрек Олексаха и, бросив взгляд на Гришаню, поинтересовался, умеет ли тот плавать.
— Вообще-то умею, — кивнул отрок. — Только здесь вряд ли…
Сняв сапоги, он поболтал ногами в воде:
— Холодно, однако. Да и прибой! Нет, тут только за смертью плавать!
Олег Иваныч был полностью с ним согласен. Кто знает, сколько их тут будут держать, и к концу месяца вода наверняка прогрелась бы достаточно, но… Какой же смысл возвращаться обратно к пирсу, под неусыпные взгляды пиратской стражи и — как на прощанье предупредил ван Зельде — в «братские объятия» палача Рейнеке-Ханса? Да и плыть туда — не меньше версты, уж точно — поди, попробуй!
Островок был скалистым и абсолютно голым, если не считать желтоватых кустов дрока на небольшой, уже поросшей травою площадке, полого спускавшейся к воде. Именно в этом месте и можно было причалить, с остальных сторон остров везде обступали отвесные скалы. На площадке, ближе к скале, была
