северу. Вам каждый покажет холм, на котором стоял его дворец. Именно оттуда валлийское войско шло к границе.
— В Уэльсе много мест, где происходили сражения, — нахмурился Бентон. — Замечательно, что два великих валлийца, Оуэн Глендовер и Роберт Оуэн, были связаны с Ньютауном.
Официант принёс наконец баранину. Хоть это и не был молодой барашек, но все равно блюдо мне понравилось. Пиво и горячая еда растопили ледок недоверия между мной и Бентоном, и я уже собирался задать ему вопрос, связанный с расследованием, когда Мадрин опередил меня.
— Почему вы так рано ушли сегодня с работы? — спросил он.
— Полковник предоставил мне отпуск с завтрашнего дня.
— Откуда вам стало известно о Роберте Оуэне? — спросил я.
— Когда я учился в Оксфорде, я подружился с одним шотландцем. Поместье его отца находилось недалеко от Нью-Ланарка, где Оуэн на своих ткацких фабриках начал социальный эксперимент. Мой друг был его последователем, и мне стало стыдно, что я ничего не знал о человеке, который родился и умер в Ньютауне. Я познакомился с его книгами и с тех пор изучаю его труды и пропагандирую его учение.
— Говорят, что из-за Оуэна вы поссорились с отцом, — вставил Мадрин.
— К сожалению, он упрям и не понимает, что затраты по улучшению условий труда рабочих с лихвой окупятся ростом производительности, — ответил Бентон.
— Полковник предоставил отпуск вам без содержания, не так ли? — спросил Мадрин.
— Буду зарабатывать деньги чтением лекций, — не задумываясь ни секунды, ответил Бентон.
— Конечно, о Роберте Оуэне?
— Да, о нём. Лига по изучению и распространению идей Оуэна будет оплачивать мои лекции, а также расходы на поездки. Я начну с Уэльса, потом, вероятно, двинусь в Англию. Но об этом прошу не говорить никому ни слова. Многие богатые люди, так же как мой отец, слышать не хотят об идеях Роберта Оуэна. С ними надо считаться, ведь они очень влиятельны.
— Как к идеям Оуэна относятся рабочие? — спросил я и тут же пожалел, потому что Бентон стал горячо рассказывать, как рабочие поддерживают идеи Оуэна, а это далеко уводило от цели моих расспросов. — Послушайте, — мне наконец удалось вставить словечко, — вы знакомы с Мелери Хьюс?
— Откуда вы её знаете? — Бентон забыл об Оуэне и удивлённо уставился на меня.
— Она моя дальняя родственница по линии бабушки со стороны матери, — ответил я, подумав про себя: почему бы и нет, если Мадрин стал моим кузеном?
Бентон, конечно, не заметил, что я лгу: ведь он находился среди друзей, которые, как и он, почитали великого человека и которым он безгранично доверял.
— Гибель отца была для неё страшным ударом, — проговорил он. — Но у неё очень сильный характер. Она мужественно перенесла потерю.
— Говорят, вы собирались на ней жениться? — спросил вдруг Мадрин.
— Я? На ней? — Бентон сначала опешил, потом захохотал и, кончив смеяться, сказал: — С чего вы взяли, что я хочу жениться на Мелери? Я ей не пара, я ведь ничего не смыслю в фермерском хозяйстве.
— Я слышал, что вы ухаживали за ней, — настаивал Мадрин.
— Просто я бывал у неё иногда. Дома у нас такая скука. Но и с ней поговорить не о чём. Она все сводит на стрижку овец, на улучшение питания коров, после чего мне остаётся только умолкнуть.
— Вероятно, и она умолкает, когда вы начинаете говорить о Роберте Оуэне.
Бентон опять весело рассмеялся:
— Что верно, то верно. Мелери умна и красива, но она никогда не пойдёт за меня, — ей нужен в мужья фермер, а не выпускник Оксфорда.
— Ходят также слухи, что ваш отец собирается жениться на ней, — продолжал выпытывать у него интересующую меня информацию Мадрин.
Бентон от удивления открыл рот. Мне стало ясно — он об этом ничего не знает.
— Мне трудно в это поверить, — наконец проговорил он, — потому что с ним у неё ещё меньше общего, чем со мной. Отец говорит только об акциях и дивидендах, о месячной выработке шахт и рудников. Если бы вдруг случилось самое невероятное и Мелери стала хозяйкой в Тромблей-Холле, она бы первым делом уволила всех служанок и сама принялась бы доить коров и печь овсяные коржики. Но главное, конечно, не это. Главное то, что Мелери яростная патриотка Уэльса. Она никогда, ни за какие деньги не выйдет замуж за англичанина!
— Значит, до вас не дошёл ещё один слух, — сказал Мадрин.
— Какой слух?
— Будто ваш отец убил Глина Хьюса — конечно, подослал убийц, — потому что Глин был против его ухаживаний за Мелери.
Бентон был так взбешён, что я боялся, как бы он не бросился с кулаками на Мадрина.
— Всякий, кто распространяет этот слух, идиот или подлец! — выкрикнул он в ярости.
— Я его не распространяю, — стал оправдываться Мадрин, — я только говорю то, что слышал.
— Да, у меня сложились довольно напряжённые отношения с отцом, но я никому не позволю клеветать на него. Это глубоко порядочный и безукоризненно честный человек. Спросите о нём тех, кто занимается браконьерством в его поместье! Они вам скажут то же самое. Он ненавидит насилие!
Бентон замолчал, и в этот момент часы на башне магистрата пробили семь ударов.
— Был очень рад с вами познакомиться. — Встав из-за стола, он протянул мне руку. — Спасибо за прекрасный ужин. Я на время прощаюсь с вами. Надо ещё пролистать заметки к лекции. До свидания, Мадрин. Спасибо, что познакомили меня с вашим кузеном.
Когда он ушёл, Мадрин сказал, ухмыльнувшись в бороду:
— Ну, и как, по-вашему, виновен ли он в чем-нибудь?
— Если и виновен, то только в крайней наивности. Только наивный, как ребёнок, человек станет убеждать предпринимателя повысить зарплату рабочим и улучшить условия их труда, потому что это обернётся ещё большей выгодой. Но какое-то отношение к интересующим нас событиям он, безусловно, имеет. — Я не мог сказать сейчас Мадрину, что в пивной «Чёрный лев» люди говорили о Роберте Оуэне, выходя с тайного собрания. — Что вам известно о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна?
— Слышал, что прошедшей зимой состоялось собрание, на котором говорили о Роберте Оуэне. Но о Лиге я ничего не слышал. Надо будет навести справки.
Я оплатил счёт, дав официанту на чай ровно столько, сколько было принято давать в Лондоне, чем, кажется, очень порадовал его. Мы вышли на улицу, и Мадрин предложил спросить о Лиге у владельца «Медведя» мистера Брина.
Это был коренастый, упитанный мужчина лет пятидесяти, с большими пушистыми усами. Здороваясь с нами, он приветливо и немного снисходительно улыбался, как и полагается человеку, у которого хорошо идут дела и который владеет лучшим отелем в городе. Он очень внимательно и, я бы даже сказал, почтительно слушал Мадрина, и я понял, что в Уэльсе поэт — человек уважаемый.
Как сообщил нам мистер Брин, собрание действительно проходило в феврале в отеле «Медведь» и было организовано обществом кооператоров. На нём выступил с докладом известный политический деятель и прекрасный оратор мистер Филип Сноуден. Главной мыслью его доклада было то, что рост кооперативного движения приведёт в конце концов к улучшению условий жизни и труда всех членов общества. Конечно, он говорил и о Роберте Оуэне как основателе кооперативного движения, и об актуальности его идей. Но мистер Брин ничего не слышал о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна.
— Впрочем, — закончил он, — в нашем городе уже имеется литературное общество, филармоническое общество, общество любителей колокольного звона, общество трезвости, общество взаимного обучения, и я не вижу никаких причин, почему бы не организовать общество Оуэна или общество Ллойд-Джорджа.
— Быть может, это просто кружок, где собираются, чтобы провести вместе время и поговорить об Оуэне, — осторожно заметил Мадрин.
Мистер Брин пожал плечами, и на том мы с ним расстались.
По главной улице мы отправились к зданию магистрата, и я смог им вволю полюбоваться. Обогнув его, мы подошли к городской библиотеке, и опять я увидел возле входа доску с надписью:
