которые той в этот момент были нужны, и Лиззи приняла обе серебряные вещицы так, словно они сделаны из хрупкого хрусталя. Ни дочь, ни мать не произнесли ни слова.
– Ну а вы, лейтенант Браун? – подхватила шутку Юджиния. – Вы провели часы за своим туалетом, готовясь к великому утру?
Оттого, что к нему обратились как к одному из членов семейной группы, Браун несколько опешил. Он пришел в салон просто так, из приличия. Ему казалось, что это долг вежливости, что он обязан присутствовать здесь в момент, когда все сходили на берег, но, попав в обстановку семейной непринужденности, пожалел, что не остался у себя внизу. Испытывая неловкость и чувствуя себя вовсе не таким уверенным и свободным, как должен был бы чувствовать офицер, роль которого предположительно он играл, Браун не мог найти слов для подходящего ответа.
Юджиния почувствовала смущение Брауна, и его нерешительность заставила ее отказаться от затеянной игры. Она поняла, что ее слова легковесны, что шутка зашла слишком далеко. Она взглянула на себя как бы со стороны и увидела глупую светскую болтушку, леди, которой некуда девать время, никчемную особу.
– Ах, молодые люди, молодые люди, – попыталась она выдержать тон, но слова ее будто упали в глубокий колодец.
Положение спас Джордж. Он торжественно вошел в комнату, напыщенный, сияющий от достигнутого успеха.
– Я спустился к вам для того, чтобы сообщить: мы только что благополучно пришвартовались, – возвестил он. Каждое его слово источало необыкновенно высокое мнение о собственной роли в свершившемся великом событии.
– О, Джордж! Мы знаем! Мы знаем!
Юджиния подбежала к мужу, снова почувствовала себя в безопасности, в привычной роли: маленькая жена, очаровательная безделушка, украшение, которым хотел бы обладать любой мужчина.
– Как ты думаешь, почему все мы выглядим, как мокрые курицы? – засмеялась она.
Это всем показалось таким смешным, что Поль и Джинкс от смеха покатились по полу, а миссис Дюплесси, набрав полные легкие воздуха, прижала руку к груди, чтобы корсет не лопнул по швам. Уит шлепнул Джорджа по плечу, доктор Дюплесси затрясся и заикал, закинув голову, Лиззи упала в кресло, а Юджиния на всю комнату сияла. «Суша! – подумали все. – Мы добрались до суши! Мы крепкие, мы сильные, мы в безопасности, мы пересекли Атлантику, нам теперь сам черт не страшен!»
– Так вот, хочу вам сказать, что пришел передать приглашение капитана Косби всем подняться на капитанский мостик.
Джордж говорил с таким превосходством, что трудно было поверить, что он когда-нибудь может утратить его, и Юджиния с удивлением и удовольствием не спускала глаз с мужа. Утро удалось именно таким, о каком она мечтала. Впервые с начала путешествия она почувствовала, что они оторвались от Турка со всем его лицемерным экстельмовским семейством, и оторвались навсегда.
«Я госпожа своей судьбы, – говорила она себе. – Я капитан своей души».
Она взяла мужа за руку, движение получилось импульсивным и пылким. «К черту условности, – подумала она, – мы будем поступать, как захотим».
Счастливое настроение родителей заразило и детей.
– Ой, папа, и я, и я! – вместе закричали они. – И мы, мы тоже хотим!
– Ну, конечно, мы все пойдем туда. Верно? – сказала Юджиния. – Мы все равно уже промокли. Давайте все пойдем на мостик! – Она взяла мужа под руку, а потом подхватила под руку лейтенанта Брауна, сказав: – Я совершенно счастлива!
Генри, помощник стюарда, и Нед, юнга, стояли рядом и смотрели, как корабль развернуло на двух якорных цепях. Даже встав на два якоря, огромное судно все еще продолжало двигаться под воздействием течения и прилива. Нед не мог отвести глаза от этого зрелища, Генри изображал скучающее безразличие, приличествующее его более старшему возрасту и положению.
– Будешь сходить на берег? – возбужденно поинтересовался Нед. В его волосах блестели капельки осевшего тумана, а превратившись в струйки, сбегали на лоб и щеки. Он потряс головой, как попавший в воду щенок, сначала чтобы сбросить воду, а потом просто ради удовольствия.
– Нечего и дергаться, – процедил Генри. – Старик Хиггинс что-нибудь придумает для меня, чтобы мне было не передохнуть. Вот посмотришь.
Слова «вот посмотришь» должны были свидетельствовать о том, что Генри старше и опытнее. Может быть, океанское плавание для него и внове, но он уже много повидал на своем веку и перевидел до черта типов вроде Хиггинса. Генри – это вам не какая-то салага вроде Неда.
– Но все равно, выйдешь или нет, там не на что особенно смотреть. Все эти места похожи одно на другое, почти не отличишь. Когда я был мальчишкой вроде тебя, мне они очень нравились. Но мне теперь шестнадцать, я большой. – Похоже было, что Генри пытается убедить в сказанном самого себя. Он расправил худосочные плечики и попытался натянуть рукава на покрасневшие и очень длинные запястья. – И все равно нет ничего лучше дома.
Несмотря ни на что, эти слова произвели впечатление на Неда. Он понимал, что Генри хвастает, но любопытство взяло верх.
– Ты жил на ферме, да, Генри? – проговорил он. – Я в жизни не видел фермы. У вас есть коровы и все такое? Свиньи, куры и эти, как их, посевы, сеновал? У меня была тетя, она когда-то держала кур, но она умерла.
Генри не ответил. Он разглядывал зеленый остров и не знал, что подумать.
– А лошадь у вас тоже есть? Я знаю одного мальчика на нашей улице. Он умеет ездить на лошади. Я спросил его, можно ли мне попробовать, но он ответил, что с него спустят шкуру, если он мне даст лошадь. Знаешь, это были лошади из конюшен, где их нанимают, черные и немножко пегие. У вас, наверное, лошади получше.
– Я пошел вниз, – внезапно прервал его Генри. – Тут стало совсем мокро. Если хочешь простудиться до
