— Понятно… — Он грустно покачал головой. — Видите ли, комната есть, пустая, но в ней… э… поселилось привидение. Не могу вам помочь, добавил он тоскливо.
К счастью, я даже не улыбнулся. Долгие мытарства хождений сделали из меня провидца и дипломата. Я тут же без всяких логических обоснований отбросил мысль о легком помешательстве собеседника, внутренним зрением приметил под его рубашкой крохотный крестик (прочем, выпуклость этого амулета могла сама собой обозначиться под тканью) и понял, с кем имею дело. Мартин искренне хотел помочь ближнему, но совесть, но долг никак не позволяли ему сводить человека с нечистью, да еще брать за это деньги. В той же мере его, однако, угнетала мысль, что вот есть же свободная комната, а вот человек, которому она позарез нужна. Свою роль, конечно, играли и деньги.
Уже спокойно, с понимающим выражением лица я осведомился, как давно поселилось привидение, что оно себе позволяет, и уверил Мартина, что перспектива встречи с ним меня ничуть не смущает. Я не стал приводить довода, что ни в какие привидения не верю (этот довод его не убедил бы), а просто сказал, что раз для него, Мартина призрак неопасен, то, значит, и я с ним какнибудь уживусь.
Это произвело нужное впечатление.
— Но я-то не живу в комнате, — заколебался он. — Ее и дети избегают. Младший в свой последний приезд попробовал… А!
— Да ведь я ненадолго. Сами же говорите, что оно не всегда появляется. Попробуем, попытка не пытка…
— Так-то оно так… — Мартин тихонько вздохнул. — Ладно, я вас предупредил. Только знаете что? Говорите всем, что я с вас взял полную цену, а то соседи… Ну, вы понимаете.
Так я обрел пристанище. А заодно воображаемое привидение и вполне реального добродушного хозяина, с которым под материнской опекой хозяйки мы в этот же вечер славно раздавили бутылочку домашнего вина. Уже в постели я лениво подумал, как интересно устроена жизнь и кого только в ней нет. Предполагал ли я утром, что столкнусь с психологией совсем другой эпохи и буду разговаривать с человеком, для которого божий промысел и нечистая сила такая же реальность, как телевизор и космические полеты? Разумеется, нет. Каждый держится своего круга, живет его представлениями и порой забывает, что это еще не весь мир.
Никакого привидения я, само собой, не увидел ни в ту ночь, ни в последующие. Так, собственно, и должно было быть, но вовсе не потому, что призраков не бывает. Проблема существования чего-либо не так проста, как кажется людям с однозначным складом ума, для которых что-то либо есть, либо его нет вообще. Кроме геосфер имеется еще ноосфера, а это отнюдь не пустыня. Усилия психики творили и творят в ней не менее диковинные, чем в биосфере, образования, которые, правда, еще ждут своего Линнея и Дарвина. Существует ли Гамлет или Дон-Кихот? Их нет, никогда не было в физическом мире, но в духовном они есть, существуют как образ и способны воплотиться на сцене, то есть отчасти перейти в сферу телесной осязаемости. Привидения-образования того же класса, хотя и другого рода. Они порождены не искусством, а религиозной мистикой, это продукт мировоззрения былой эпохи, но для тех, кто в них верует, они существуют и по сей день. Воображение способно их воскресить, здесь актерствует психика самого зрителя, однако это уже частности. Важно, что мне привидение не могло явиться, ибо я в них не верил.
Оно и не являлось, чем повергло Мартина в легкое недоумение. Понятно, я ничего не стал объяснять и даже не намекнул, что если бы он не был столь щепетилен и всем предлагал 'комнату с привидениями', то это лишь увеличило бы наплыв желающих.
Более того, наверняка бы нашлись любители платить втридорога, лишь бы было потом о чем порассказать. Что делать, вялое существование требует душевной щекотки и доброе старое привидение годится для этого не хуже, чем вымысел о каком-нибудь 'Бермудском треугольнике'. Ничего этого я Мартину не сказал, наоборот, в шутку заметил, что, видимо, пришелся привидению не по вкусу и оно, чего доброго, навсегда очистит помещение. 'Дайто бог…' — пробормотал Мартин не слишком уверенно, но я не сомневался, что заронил в нем некоторую надежду. На большее я и не рассчитывал. Атеиста трудно заставить поверить* в потусторонний мир, но многие из нас почему-то убеждены, что обратная задача куда проще.
Так или иначе, все обстояло прекрасно, если бы не проклятый грипп. Хотя когда еще можно вот так, ни о чем не беспокоиться, просто лежать, забывая о времени? Хочешь держаться на стремнине — греби изо всех сил, таков удел современного человека и грипп здесь при всех своих неприятностях еще и разрядка. За окном давно смерклось, в доме было тихо, не хотелось даже читать, я лежал, безучастно глядя на тусклые пятна обоев, и вялый ход мыслей так меня убаюкал, что я не расслышал шагов Мартина за дверью.
— Да-да, — встрепенулся я на стук. — Входите!
Сначала в проеме двери возник поднос с графином и мелко дребезжащим о стекло стаканом. Как и в прежние свои посещения, Мартин кинул украдкой взгляд, в котором читалась надежда увидеть меня молодцом, а когда эта надежда не оправдалась, его лицо сразу стало сокрушенным. Подозреваю, что добрую душу моего хозяина томило сознание невольной вины, ибо захворал я в его доме, значит, он, хозяин, чего-то не предусмотрел, о чем-то не позаботился, ведь, что ни говори, свалился я один, а вот у соседей все постояльцы здоровы и вообще в городе никто не слышал ни о какой эпидемии. Допускаю даже, что в причинах моей болезни Мартин усматривал козни привидения, которое, почему-то не решаясь действовать в открытую, прибегло к окольному маневру.
— Вот, — сказал он, ставя графин с лимонадом. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально…
Брови Мартина чуть-чуть приподнялись.
— Нормально, — повторил я. — А что? Вирус — честный противник. Сразу дает о себе знать, организм тут же на него врукопашную, так и ломаем друг друга.
— Все смеетесь… Хоть бы аспирин приняли, еще лучше — антибиотик.
— Дорогой Мартин, вы ужасно нелогичны! По-вашему, все в руке божьей, так какая разница — глотаю я таблетки или нет?
— Извините, но нелогичны вы. Бог дал человеку разум, разум создал лекарства, значит, ими надо пользоваться. А вы, человек науки, и пренебрегаете… Он осудительно покачал головой.
— Наука, — возразил я со вздохом, — не смирению учит. Но и не гордыне. Пониманию. С лекарствами, знаете ли, как с автомобилем; доставит быстрее, но можно разучиться ходить пешком. Всему свое время, согласны?
— Ну, как знаете… Может, еще чего надо?
— Нет. Спасибо за питье, больше ничего не надо. Повода задерживаться у Мартина больше не было. Однако он остался в кресле. Вид у него был весьма смущенный, чем-то он сейчас напоминал неловкого торговца из-под полы, даже волосы встопорщились больше обычного, а руки растерянно елозили по коленям, округлые глаза смотрели мимо и часто мигали.
— Не беспокойтесь, все будет хорошо, — сказал я. — Подумаешь, грипп!
— Нет, нет, я не о том… Сейчас, понимаете ли, полнолуние…
— Да? Ну и что?
— Самое беспокойное время… Вы опять будете смеяться, но…
— А-а! Привидение. Полно, Мартин, ничего со мной не случится.
— Да, да… Но, знаете, на всякий случай… Вам же все равно? А мне как-то спокойней…
— Спасибо, Мартин, только зачем мне куда-то переходить? И вас стесню, и мне неудобно. Оставим это,
— Нет, нет, вы не так меня поняли! Оно, конечно, самое святое дело вам было бы перейти, но, простите, наука, как я погляжу, всетаки учит гордыне… Ах, я не о том! Но… Вы не рассердитесь, если я над вами повешу… Все-таки может оно поостережется.
С этими словами откуда-то из глубин своих одежд Мартин извлек изящное костяное распятие.
Я чуть было не рассмеялся. Мне хотелось сказать, что распятие наверняка уже здесь висело и ничуть не помогло (еще бы!), но выражение глаз Мартина было таким просительным, его забота обо мне была такой трогательной, что я поспешно кивнул.
— Вот и хорошо, вот и славно, — обрадовался Мартин. — Так и на душе как-то спокойней… Ваше право все это отрицать, но опыт отцов, уверяю вас, чего-то стоит… А ведь я вам гожусь в отцы!
— Нельзя отрицать того, чего нельзя отрицать, — ответил я (спорить мне уже не хотелось). —
