святой Альцион!
Пошатываясь, Ив двинулся к выходу. Эль Шорр проводил его долгим, без улыбки, взглядом. Когда дверь закрылась, он рукавом халата отер лоб, устало, помедлив, подошел к столу, выдвинул ящик, достал оттуда плоский экранчик.
— Посмотрим, сынок, что ты там думал про себя… Если я ошибся… — Он покачал головой. — Нет, я не мог ошибиться!
И все же рука дрогнула, когда он нажимал кнопку. Экранчик озарился. Эль Шорр нетерпеливо приблизил его к своему лицу.
Так, так, первый всплеск. Немножко растерян, немножко удивлен — о, как полыхнуло! Да, сынок, неприятно узнавать, какова жизнь… Ничего, ничего, свыкнешься. Пластичная психика, уже принял все, сказалась подготовка, да и вообще, нельзя жить в обществе и не проникнуться его духом. Здесь любопытная реакция, он меня любит и… А это что? Никак, романтическая влюбленность! Ну, об этом и без считывателя можно было догадаться, барахло все-таки эти считыватели… Но чувство сильней, чем я думал. Какая буря в душе, когда эта малютка подползла к моей руке, когда она оказалась нечкой… Ах, мальчик, мальчик! Офицер — и грезы о Звездной Деве… Увы, кто не мечтал о Звездных Девах и Звездных Принцах! И как тоскливо убеждаться, что ничего этого нет. Ладно, опустим всю эту лирику. Ого, какая молния: «Я наследник престола!» А тут полное смятение. Не слишком ли я перед ним раскрылся? Нет, захватило, захватило, на мгновение я предстал перед ним богом, черным ослепительным богом — пожалуй, так. Страх и восхищение, хорошо… Себя он ни на мгновение не представил владыкой и богом, тоже прекрасно. Но жалость, когда я ему говорил о своем неприятии смерти, о бессмысленности человеческого существования, жалость, испуг, сострадание. Пожалуй, я это слишком… Хотя перед кем еще высказаться, как не перед ним?! Главное — он со мной. Всего одно непроизвольное, до ненависти, отталкивание; это когда я прошелся насчет его Звездной Девы. Да, ошибочка, занесло, но я тут же поправился, все в порядке. Теленочек ты все-таки, Ив, милый, добрый теленочек, хоть и офицер. Плохо! Очень плохо. Что делать, сыновей не выбирают, а без тебя — никак…» С другой стороны, это хорошо, поперек дороги не встанешь. Инфантилизм как издержки протекции, хм… Эх, милый, как же не хочется тебя впутывать! Но — надо. Ничего, закалишься, задатки есть, а пока хорошо, что никто не принимает тебя в расчет как силу. Великое дело начинаем, великое! Не может не быть бессмертия во вселенных, и вот тогда поиграем. А эта Дэзи, между прочим, прелестна…
Господи, о чем это я?! Тьфу!
Эль Шорр чуть было не отшвырнул аппарат, но тут же, опомнившись, аккуратно, как должно, стер запись. Все, больше никаких следов разговора, теперь можно и отдохнуть.
Медленным шагом он вышел на веранду, тяжело оперся о перила ограждения. Альцион давно зашел, небо искрилось мерцающим блеском звездной туманности, в ней холодно и пронзительно пылали размытые Меропа, Электра, Майя, десятки и сотни бело-голубых звезд поменьше. У ног Эль Шорра серебрился город, величественная столица Плеяд — Авалон.
Подняв голову, Эль Шорр долго смотрел в небо. Его щеки похолодели. Скольким звездам суждено исчезнуть, прежде чем он станет владыкой Вселенной? Скольким?!
СЕТИ ЗАБРОШЕНЫ
Подняв голову, Антон смотрел на волшебно искрящееся небо Плеяд. Внизу, в серебристых тенях, спала столица готовой к прыжку Империи. Ее сон был неспокоен, это ощущалось здесь, у распахнутого окна отеля. Над городом струилось незримое марево сновидений, в него можно было войти, вчувствоваться, вжиться, но этот клубящийся всплеск неподконтрольных разуму эмоций давал лишь самое общее и смутное представление о чаяниях, тревогах, заботах тысяч людей.
Огромный город, все ли звезды будут светить тебе год спустя? Уцелеешь ли сам?
Антон понуро опустил голову. Где же путь? Как выявить тех, кому все известно, выдаст ли кого- нибудь волна мыслечувств или у всех причастных она надежно заблокирована? Скорее всего, заблокирована, даже наверняка заблокирована.
Выкрасть бы Падишаха… Господи, какая только глупость не лезет в голову, когда не знаешь, что делать!
А небо у них красивое…
Пройдя в комнату, Антон прилег на кровать, закрыл глаза, неторопливо сосредоточился. В сомкнувшейся тьме, в ее оглушающей пустоте медленно-медленно, как бы нехотя, стали проступать очертания жесткокрылых деревьев, их тени на отсвечивающей воде потока, на белизне плит парапета и мостовой; обозначились бредущие фигуры в тюрбанах и без — люди приостанавливаются, замедляют шаг, улыбкой отвечают звукам иллира… Легкое усилие приоткрыло остальное. Над светлой водой потока, наклонив голову, сидела босоногая Ума, тонкие пальцы девушки задумчиво и небрежно, словно для себя, перебирали струны, и эта музыка звала, созывала, просила о чем-то, будила в душе неясный отклик, чей смысл не мог постичь даже Антон. Крыло черных волос затеняло лицо Умы, притушенный взгляд не выделял никого из прохожих, так, для себя и для всех, могла бы петь залетная птаха. Антон попробовал вникнуть в происходящее, но его попытка решительно и мягко была отстранена.
«Нет! — толчком отдалось в сознании. — Не мешай!»
Картина, мигнув, погасла. Антон сменил волну поиска, и в смутной дымке воскурений обозначился вспыхивающий разноцветными огнями зал, колышущиеся, как водоросли в потоке, тени танцующих, пролетающие над ними хромофорные диски, какие-то столики внизу, за прозрачностью пола, полураскрытые рты сидящих за ними, в уши ударил топот, гомон и смех. «Я развлекаюсь, ты что, не видишь?» — отозвался в Антоне иронический голос Юла Найта.
«Ухожу, ухожу», — мысленно сказал Антон и переключился.
Лю Банг откликнулся сразу, словно того и ждал. Сводчатое, без окон, помещение, где он находился, напоминало подвал каземата. Казалось, оно было забито рухлядью, но крохотная лампочка на столе делала все едва различимым; отчетливо выделялась лишь поверхность стола, раскрытая книга в ветхом коричневом переплете да склоненное над ней лицо Лю Банга. Книга никак не могла быть современным Компактом, то была именно книга, раритет, ей полагалось находиться в хранилище с неизменной влажностью и температурой. Согнутая в локте рука Лю Банга сжимала погасшую трубку, пальцы другой руки отбивали по столу неуверенный такт. Нахмурясь, Лю Банг тотчас прервал свое занятие и повернулся к Антону.
«Очень кстати! Не вспомнишь ли, кто правил Англией, когда Ньютон создавал свою механику? Нет? А чьим Придворным был Пушкин? Тоже нет? Прелестно! Прошло всего шесть-семь веков, всякий знает Пушкина, но только специалист помнит, кто тогда был императором; вот это я и хотел уточнить. То есть как зачем? Строители и граждане будущего есть везде. Окажись в руках того государя императора атомная бомба, кто стал бы ему противником? Здесь параллельная ситуация. И всюду чимандры. Толпы, в которых не разглядишь лица. Теперь я понимаю, почему Диоген днем с огнем искал человека… Вот и я занят тем же: ищу разумных. Пока все».
Связь прекратилась. Помедлив, Антон открыл глаза, уставился в темноту комнаты. В окно, дробя тени, заглядывали мохнатые жгучие звезды, за перегородкой кто-то, не считаясь с веком, по-своему, по- домашнему, трубил во все носовые завертки. Диковинный хрипящий звук заставил Антона улыбнуться: ну и звукопроводимость, кое-кто явно нажился при строительстве отеля…
Нажился! Если здесь каждый за себя и лишь один бог за всех, то почему эта простая мысль до сих пор не пришла в голову?
А потому и не пришла, что в предстоящей борьбе никакой традиционный прием не мог принести успеха, уж в этих-то хитростях противник был изощрен всем своим многовековым опытом. Но ведь всякую силу можно обратить против самой себя!
Стряхнув оцепенение, Антон вскочил и подсел к терминалу. Придирчиво оглядел технику. М-да… Графическая и речевая связь, допотопный дисплей, облупившаяся на кожухе пленка антикоррозийного
